— Вы говорите о мистере Брауне?!
— Да, я в самом деле говорю о человеке, которого вы назвали истинным джентльменом. — Судя по тону, Доминик вовсе не считал Брауна таковым. — Я имею все основания полагать, что именно он приказал избить Натаниэля!
Каро ахнула:
— Вы уверены?
Доминик смерил ее мрачным взглядом:
— Да — после нашей сегодняшней встречи!
Поняв, что же она натворила, Каро вздрогнула. Николас Браун показался ей любезным и очаровательным собеседником; она даже слегка флиртовала с ним, как и он флиртовал с ней. Она даже предложила Брауну вместе прогуляться по парку! Правда, она сделала это главным образом ради того, чтобы позлить Доминика Вона, который, как ей показалось, вел себя совершенно недопустимо, и все-таки приглашение есть приглашение… Оказывается, ее новый знакомый — отъявленный негодяй!
— Если вы в самом деле уверены в том, что он приказал избить вашего друга, тогда не понимаю, почему вы сразу же не предъявили ему обвинение? — Каро, которой стало не по себе от совершенной ею огромной ошибки, решила, что лучший вид защиты — нападение. Она тут же поняла, что опять промахнулась, заметив, как угрожающе прищуриваются светло-серые глаза Доминика Вона.
— Каро, я несколько лет прослужил в армии его величества. Хороший офицер никогда не приказывает своим солдатам идти в атаку, не продумав позицию и, что еще важнее, не удалив гражданских лиц с поля боя!
Она презрительно хмыкнула:
— Кроме меня, других гражданских лиц там не было!
— Не забывайте о головорезах, которые, несомненно, поджидали Брауна где-нибудь в темном переулке, готовые помочь ему, если в том возникнет нужда. — Доминик смерил ее холодным взглядом. — Один из моих близких друзей уже пострадал из-за меня. Мне не хотелось, чтобы сегодня то же самое случилось с вами, а также с Батлером и Джексоном.
Каро округлила глаза от изумления:
— Вы считаете, что лорда Торна избили, приняв его за вас?!
— На это указывают косвенные улики. Похоже, сейчас Браун предпочитает играть со мной, как кошка с мышью. Вот почему он нападает на моих друзей, а не на меня.
— Мне кажется, у вас есть все основания высказаться открыто… Почему вы во время утренней встречи не предъявили ему свои обвинения?
— Каро, неужели вы упрекаете меня в отсутствии смелости из-за того, что утром я не раскрыл перед ним свои карты? — Голос Доминика стал таким же ледяным, как и его взгляд.
Каро задумалась. В самом деле, с ее стороны по меньшей мере глупо обвинять его в трусости. Совсем недавно ночью он не побоялся бросить вызов трем молодым подвыпившим гулякам! А на следующий вечер, не колеблясь ни секунды, бросился ей на помощь в самую гущу драки. Во время войны он был доблестным офицером, о чем свидетельствует шрам у него на лице…
Как же она глупа — не поняла, кто такой Николас Браун на самом деле! Более того, ей льстило внимание прежнего владельца клуба… Каро почувствовала себя совершенной дурой. Тем не менее она горделиво вскинула подбородок:
— Мне кажется, стоило хотя бы намекнуть ему, что вы его подозреваете!
Доминик натянуто улыбнулся:
— Уверен, ему и без того все известно.
— Откуда? По-моему, единственное, что он понял после нашей утренней встречи, — что нас с вами объединяют совсем не родственные отношения. За исключением этого, вы держались с ним предельно вежливо! — заметила Каро.
— Мой намек на наши, как вы столь деликатно выразились, совсем не родственные отношения был сделан нарочно! Я хотел заранее предостеречь Брауна, сколь неразумно трогать хотя бы один золотой волосок на вашей голове! — Доминик снова стиснул челюсти, и на скулах у него заходили желваки. — Не могу сказать, что сейчас я сам не испытываю такого желания! — Даже намеренно тихий голос не скрывал его гнева.
Каро задрожала сильнее, слишком поздно осознав свою ошибку. Напрасно она стала расспрашивать Доминика. Он и без того очень зол на нее; глаза у него стали такими светлыми и мерцающими, что, казалось, в них плещется жидкое серебро, шрам зловеще побагровел и натянулся, а губы сжались в тонкую нитку.
Видимо, Доминик решил, что выразительного взгляда недостаточно. Не спуская с нее глаз, он опустился на колени на край кровати, грубо притянул ее к себе и впился в губы жадным поцелуем.
Поцелуй был лишен всякой нежности. Когда он языком раздвинул ей губы, Каро показалось, будто в рот к ней проникло смертоносное жало. Одновременно он захватил рукой ее грудь и принялся так же грубо и безжалостно ласкать ее.
Головой Каро понимала: такой грубый натиск должен был если не внушить ей отвращение, то хотя бы напугать. Она же почувствовала, как в ней нарастает возбуждение; ее всю словно обдало жаром, грудь напряглась, между ног стало влажно.
Доминик грубо расшнуровал корсаж платья, спустил до талии рубашку. Затем снова приник к ней губами. Рука не отпускала захваченную в плен грудь; он начал дразнить и ласкать пальцами отвердевший сосок.