Золотая медаль

Подруги встретили ее с радостью, и Юля заметила, что Нина какая-то настороженная. На ее лице Жукова легко прочитала и любопытство, и удивление, только непонятно было, чему она удивляется. И еще было у Нины такое выражение, будто она хочет вот сейчас же дотронуться пальцем до Юли, чтобы убедиться, она ли это.

Подруги тесно сели на диван, забрались на него с ногами, и Юля вдруг подумала, что и Нина, и Марийка уже знают про ее любовь.

— Вы знаете? — спросила она. — Откуда же? А я хотела рассказать…

Марийка обняла подругу.

— Юля, ты должна рассказать. Понимаешь — должна!

— Юлька, — вскрикнула Нина, — значит, что все — правда? Я не верила, не верила!

Она передернула плечами, как от холода.

Жукова улыбнулась — то ли горько, то ли как-то затаенно, задумчиво.

— Я самая себе не верила, — промолвила. — А вот случилось…

— Что? — осипшим голосом спросила Нина. У нее пересохло в горле.

— Не знаю. Будто и ничего особенного и вместе с тем такое значительное, важное для меня. Только я говорю это не для того, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Нина, не смотри на меня такими глазами, будто у меня изо рта гадюка лезет. Не для любопытства рассказываю. В эти дни я ощущаю такую радость, девочки, такую радость! Я никогда не знала, не представляла, как это бывает.

— Что? — снова хрипло обозвалась, будто каркнула, Нина.

— Любовь, — глухо произнесла Юля. — Я читала о первой любви, но она у меня или другая какая-то, или неправильно ее описали в романах.

— Говоры, рассказывай дальше, — с нетерпением попросила Марийка. — У каждого любовь бывает другой, вот и все. Каждый любит по-своему.

Когда Юля рассказала, как в темном парке, под березами, Виктор вдруг наклонился поцеловать ее, Нина закрыла лицо руками.

— Чего ты? — спросила Жукова.

— Я представила… представила этот миг.

Нина скатилась с дивана.

— Ну, была бы я на твоем месте! — вскрикнула она. — Какое он имел право? Впервые остались вдвоем, и он уже целует? А ты? Ты?

— У меня оборвалось сердце, и я сказала, что не надо. И он сразу же послушался.

— Посмел бы он не послушаться! — воинственно вскрикнула Нина.

— Но мне теперь очень жаль, что я так сказала.

Нина смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

— Жаль, — повторил Юля, — так как теперь он… даже за локоть боится мене взять.

Нина энергично махнула рукой.

— Ну вас! Я еще в этих делах, наверное, не все понимаю.

Она снова уселась на диван.

— Но я все-таки пришла бы в ужасное негодование! Я никому из ребят не дала бы поцеловать себя!

Марийка засмеялась.

— Подожди, вот и ты влюбишься.

— Наверно, придет время. Но сейчас… В кого?

Что-то вспомнив, Нина прыснула смехом.

— А в пятом или шестом классе, помнишь, я была влюблена. Была! Моей любовью был Владимир Дуров! Я плакала в подушку, мечтала о фантастических встречах с ним… Себя я видела в воображении известной на весь мир циркачкой, такой «королевой цирка». Но это же было совсем не то, что у тебя сейчас, Юля.

Она заглянула Юле в глаза, и ей показалось, будто вся душа подруги, все ее наилучшие мысли и порывы вдруг засветились в этих глазах. Что-то вздрогнуло у Нины в груди, она обняла Юлю и поцеловала в горячую щеку.

— Я так думаю, — мечтательно говорила Жукова, — что если он хороший парень, мы с ним очень крепко сдружимся. Это же самое главное, чтобы была такая большая, настоящая дружба. Чтобы и он, и я знали: случится какая-то неудача, горе — пополам! Счастье, успех, радость — тоже пополам. А что такое хороший парень? Чтобы он больше всего, даже больше собственной жизни любил свой народ, землю, на которой родился. А если он будет преданным патриотом Отчизны, он будет любить и труд, этот труд будет особенный, вдохновенный, так как он — для своего народа… Это — хороший парень!

Марийка встала, походила по комнате, остановилась и задумалась. Потом тряхнула короной каштановых кос.

— Как хочется быть такой, как ты сейчас нарисовала! — страстно говорила она. — Но скажи, скажи, Юля, чем мы, комсомольцы, отличаемся от некомсомольцев? Какими делами? Знаю, знаю, что ты хочешь сказать. «Подавать пример в учебе, в дисциплине»… Все это так, все это — чудесно. Но мне, например, этого мало. Мало, Юля! Не могу втиснуть свое сердце в эту формулу!

— Хочешь великих дел, подвигов? — улыбнулась Юля.

— Знаю и это, — махнула рукой Марийка. — Скажешь, что великие дела начинаются с маленьким. А все-таки, все-таки — где наши прекрасные, вдохновенные комсомольские дела? Ты — секретарь комитета, скажи!

Жукова смотрела на подругу и тихо, укоризненно качала головой.

Вдруг Марийка разозлилась. Глаза сузились, стали продолговатыми, задрожал подбородок.

— Юля, ты не тряси головой, как бабушка. Я к тебе с мучением, а ты — с проповедями! Я не ученица первого класса, нечего читать мне прописные истины.

Нина соскочила с дивана:

— Мария, что ты? Ну, успокойся! Зачем ты так? Юля, ты молчи! Дорогие, не надо так, зачем?

Жукова медленно встала, отстранила Нину.

— Нет, почему мне нужно молчать?

Подошла к окну, оперлась руками о лутку. Заговорила тихим, ровным голосом: