Золотая нить. Как ткань изменила историю

В те времена, когда границы между классами были незыблемыми, одежда определяла, кто вы, чем занимаетесь и каким социальным статусом обладаете. Несмотря на жизнь в лесу, Робин, кажется, все время получает лучшие ткани для пошива новой одежды нуждающимся в обмен на свою благосклонность. В одной из самых ранних дошедших до нас баллад «Малая жеста о Робин Гуде»[197], написанной в XV в., Маленького Джона называют драпировщиком, а Робин Гуда – богатейшим «торговцем во всей Англии». Комическая кульминация этой баллады наступает в тот момент, когда к Робину в гости неожиданно приезжает король – «Эдвард, наш добрый король» – и умоляет Робина продать ему тридцать три ярда «зеленой ткани». Робин соглашается, и король со свитой скачут в Ноттингем, одетые в «зеленый из Линкольна», пугая горожан, которые по ошибке принимают их за разбойников, вернувшихся, чтобы отомстить.

Шерсть и торговля шерстью пронизывают истории о Робин Гуде точно так же, как они пронизывали мир рассказчиков и слушателей. Высокие цены на некоторые виды тканей, поддерживаемые законами о расходах граждан в интересах государства, помогали с первого взгляда определить классовую принадлежность, статус и даже характер человека по качеству и цвету его одежды. Богатые и хвастливые служители церкви, к примеру, могли появиться в одежде из тонкой алой ткани, которую любила элита. Более скромные и сострадательные могли носить грубую домотканую красновато-коричневую ткань, такую же, как пастухи и крестьяне. Но выбор одежды определялся не только личными предпочтениями. Закон 1337 г., принятый при короле Эдуарде III, ограничивал импорт роскошных тканей и мехов, вероятно, для стимулирования производства тканей в Британии. Еще один закон, принятый почти тридцать лет спустя, был направлен на обеспечение социальной дифференциации, сурово осуждая «возмутительные и чрезмерные одеяния разных людей, не подобающие их сословию и положению». На платье слуг не могло быть золотой или серебряной вышивки. Джентльмены званием ниже рыцаря не могли покупать одежду дороже 4½ марки (около 3 фунтов стерлингов). Мастеровым или йоменам не дозволялось носить шелк, а вышивки на их одежде не должно было быть вовсе. Эти законы работали точно так же, как законы против шелка в Древнем Риме. К концу века летописец Генри Найтон все еще жаловался, что «некоторые были так кичливы… в своем платье и в своих пожитках… что с трудом можно было отличить… человека низкого происхождения от человека происхождения высокого»[198][199].

Эффективны были эти законы или нет, но недовольство ими читается в историях о Робин Гуде и даже в знаменитых словах времен крестьянского бунта 1381 г.: «Когда Адам пахал, а Ева пряла,/Кто дворянином был тогда?»

Основной продукт

«О Шерсть, благородная дама, богиня торговцев…

О честная, о белая, о восхитительная, любовь твоя жалит и вяжет по рукам и ногам, поэтому не избежать тебя сердцам тех, кто торгует тобой».

Джон Гауэр, «Зерцало человеческое», ок. 1376–1379

В XIII в. поэт из Артуа на севере Франции использовал выражение «везти шерсть в Англию», как англичане могли бы сказать «везти уголь в Ньюкасл» (а русские сказали бы «ехать в Тулу со своим самоваром». – Прим. пер.). Шерсть была тем товаром, которым славилась Англия. Она была относительно доступной по цене, комфортной, ее можно было красить в различные цвета, прясть и ткать из нее ткани для верхней одежды. Если ее соединить со льном, из нее можно было шить нижнюю одежду и надевать непосредственно к телу. (В самом деле, просвещенные авторы того времени связывали ношение тонкой шерстяной одежды с хорошим здоровьем.) На холмах Англии паслись стада овец, в самых беднейших домах можно было встретить шерсть разной степени подготовки: промасленную, спряденную, сотканную. В богатых домах на стенах красовались яркие ковры. В английских портах высились мягкие пухлые мешки с шерстью, готовые к отправке во Фландрию, Францию или Флоренцию[200].