Золотая нить. Как ткань изменила историю

Изготовление текстиля и особенно технически сложных парусов требовало больше усилий, чем строительство самого корабля. Считалось, что хватит двух опытных корабелов, чтобы за две недели построить драккар. Чтобы изготовить парус, двум таким же опытным мастерицам требовался целый год или даже больше, в зависимости от требуемого размера[190].

Хотя мы не можем точно сказать, о чем думали строители церкви в Тронденесе, когда затыкали прорехи в крыше старыми парусами, мы знаем, почему они там оказались. Если изготовление парусов было делом всей общины, то и уход за ними был общим делом. В 1309 г. король Хакон V обнародовал закон, который обязывал каждую область ремонтировать и оборудовать один корабль, чтобы использовать его во время войны. Согласно этому закону «парус и прочее оборудование, используемое для защиты страны, следует держать в церкви в соответствии с древней традицией». Сразу можно представить маленькие общины, вместе работавшие над тем, чтобы «одеть» корабль и местных моряков. Это объясняет и разнообразие парусины, и, возможно, то, почему работа была так качественно выполнена: одежду и паруса, сотканные дома зимними вечерами женщинами, скорее всего, предстояло использовать их братьям, сыновьям, мужьям и отцам[191].

Недавние попытки экспериментальной археологии – строительство судов по спецификациям викингов с использованием тех сведений, которые были получены в Тронденесе, – позволили понять, каково было плавать на корабле под шерстяными парусами. Предполагалось, что квадратные паруса викингов окажутся неэффективными, позволяя плыть только с подветренной стороны. Но это не так. Достоверная копия смогла работать под углом пятьдесят градусов, что всего на пять градусов меньше, чем можно было бы ожидать от современного парусника[192].

К другим берегам

«A furore Normannorum libera nos, Domine».

«От ярости норманнов избавь нас, Господи».

Европейская молитва, IX и X вв.

В июле 793 г. несчастье обрушилось на монастырь в Нортумберленде на северо-востоке Англии. «И пришли они в церковь на Линдисфарне, – написал позднее летописец, – все разграбили, осквернили святые места своими нечистыми стопами, выкопали алтари и захватили все сокровища святой церкви». Даже святые братья не уцелели: кого-то убили, других утопили в море или увезли с собой, предположительно обрекая на пожизненное рабство. Злодеями, разумеется, были викинги. Шок от их нападения на Линдесфарн разошелся по всему христианскому миру. Алкуин Йоркский, английский ученый, написал возмущенное письмо всем могущественным персонам, которых он мог только вспомнить. «Никогда ранее, – бушевал он в своем послании королю Этельреду, – подобный ужас не случался в Британии, но теперь мы пострадали от набега язычников»[193].

В последующие годы христианской Европе предстояло часто страдать от подобных набегов, и паника распространилась быстро. Эти атаки еще более обескураживали потому, что море считалось защитным барьером, а не способом передвижения. Именно об этом писал Алкуин в письме к Этельреду: «Не приходило в голову, что подобное нападение могло быть совершено с моря». Эта вера была настолько непоколебимой, что многие религиозные обители, как монастырь на острове Линдисфарн, возводились на удаленных участках земли с таким расчетом, чтобы море близко подходило к их стенам. Но это же сделало их идеальным местом для нападений викингов, чьи драккары не нуждались в глубоких гаванях. Если же бой развивался не в их пользу (хотя это, как можно предположить, случалось редко), они могли быстро отступить.

Последовали и другие атаки. В следующем году подверглись нападению монастыри в Уирмуте и Ярроу, где некогда жил Беда Досточтимый. Монастырь на острове Айона атаковали на следующий год, а затем снова в 802 и 806 гг., поэтому он был совершенно разорен. В Портмохомаке в Шотландии (теперь это маленькая рыбацкая деревушка, но в те времена – процветающая религиозная община) при раскопках были найдены свидетельства другого страшного набега: слои пепла и сажи, фрагменты разбитых скульптур, фрагмент черепа с глубоким следом от удара мечом. Мы не можем знать наверняка, но есть основания предполагать, что рука, державшая меч, принадлежала древнему скандинаву[194].