Золотая осень

Толкуя об этом, Дмитрий Федорович как бы между прочим заявил, что понимает значение жатвы, ибо «оборона и хлеб — это главное и это неразделимо». Я счел нужным внести свои коррективы и заметил, что больше склоняюсь к формуле: «хлеб и оборона». Брежнев поддержал меня и улыбаясь сказал:

— Наверное, тут Горбачев прав. Но Устинов стал говорить:

— Леонид Ильич, уж вы–то знаете, что оборона — это жизнь.

— А хлеб? — посмеиваясь, ответил Брежнев. — Разве это не жизнь?

Так что вроде бы действительно получалось — «хлеб и оборона». Увы, это была лишь видимость. Из года в год военно–промышленный комплекс усиливал позиции и наращивал свою мощь. И дело тут было не только в личных пристрастиях Брежнева, Устинова или других членов Политбюро. Железная логика развития биполярного, расколотого надвое мира, смертельно опасная для человечества гонка дорогостоящих вооружений делали свое дело»[304].

Выше мы видели, что своим главным внутриполитическим достижением он считал именно сплочение партии – не за счет репрессий, как Сталин, а за счет отказа от «шараханий» в ту или иную сторону, а по сути – от перемен, от движения. В счет своих заслуг Брежнев мог отнести и «разрядку», которая принесла больше успехов СССР, чем хрущевский этап «Холодной войны». Так что свой орден Победы он по своему заслужил.

Поощрение в условиях нерыночной экономики было статусным – повышение по должности, вручение орденов. Брежнев любил вручать ордена еще при Хрущеве, ценил их как свидетельство общественного признания и считал справедливым, когда очередной раз награждали его самого. Раз дела идут хорошо – заслужил. Брежнев не замечал, что эта комичная нескромность дискредитирует его.

Распространенное мнение о Брежневе продолжает транслировать публицистика: «Ордена, почет, аплодисменты – это ему нравилось, он любил произносить доклады и принимать иностранные делегации, а заниматься чем–то конкретным ему не хотелось»[305]. Как и любое крайнее мнение – это миф. Во–первых, чтение многочасовых докладов, фиксировавших официальную позицию по десяткам проблем – это тоже нелегкое дело. Тем более, что Брежнев внимательно обсуждал тексты докладов со своими помощниками. Во–вторых, документы, с которыми работал Брежнев, касаются как раз конкретных проблем, таких как нюансы выступлений лидеров разных стран, судьба Олимпиады (не дорого ли ее проводить), недовольство интеллигенции планами реконструкции столицы, конституционное строительство, рост численности аппарата управления и др. [306] Так что даже забавно читать о Брежневе, что «Все его основные интересы лежали вне сферы государственных дел»[307]. Такие крайние мнения продиктованы чисто идеологическим обличительством.

Брежнев был жизнелюбивым человеком, любил комфорт, а после усиления болезней в середине 70–х гг. — и покой. Но он продолжал внимательно следить за ходом государственных дел, особенно за людьми, занимающими важные государственные посты.

Нужно отдать Брежневу должное – он почти всю свою жизнь подбирал людей, с которыми потом будет работать. Перечислим наиболее видных представителей брежневских кланов, указав в скобках посты, которые они получат при Брежневе). Днепропетровск дал Брежневу Н. Тихонова (председатель Совета министров), Н. Щелокова (министр внутренних дел), Г. Цинева (заместитель председателя КГБ), В. Щербицкого (первый секретарь ЦК КП Украины), К. Грушевого (начальник Политуправления Московского военного округа), Г. Цуканова (глава личного секретариата Генерального секретаря), Г. Павлова (управляющий делами ЦК КПСС). Молдавия добавила К. Черненко (член Политбюро, глава общего отдела ЦК), С. Цвигуна (заместитель председателя КГБ) и С. Трапезникова (завотделом науки и учебных заведений).

Брежнев обязательно направлял своих людей на руководящие посты в силовые ведомства, чтобы подстраховать «первое лицо» заместителями.

Однако ошибочно было бы думать, что Брежнев опирался только на днепропетровский и молдавский кланы. Он выдвинул таких членов Политбюро, как Андропов, Гришин, Романов.

Не всех лидеров СССР вывел наверх сам Брежнев. М. Суслов, А. Косыгин, Д. Устинов и А. Громыко уже занимали высокие государственные посты к моменту свержения Хрущева. Но они (в отличие от А. Микояна, А. Шелепина, В. Семичастного, Н. Егорычева, Н. Подгороного, Г. Воронова, П. Шелеста, Д. Полянского и К. Мазурова) остались на вершине власти потому, что вписались в разделение труда, где окончательное слово принадлежит именно Брежневу. Решения может готовить любой из членов Политбюро или секретарей ЦК (точнее – их помощников). Но в случае разногласий должен быть человек, который может своевременно сделать выбор. К началу 70–х гг. все признали это право Брежнева. Но добиться такого результата Брежнев смог путем напряженной аппаратной борьбы. И в дальнейшем он ревниво оберегал это достижение, внимательно следя за кадрами, перемещая тех, кто стал сомневаться в благотворности брежневской системы (но не уничтожая, как Сталин), но сохраняя лояльных чиновников на их уровне власти. Ведь замена кадров – это всегда риск.