Косыгин со своим титаническим хозяйственным аппаратом сводил балансы хозяйства, давая общие ориентиры для экономики согласований, которая уже стихийно замазывала оставшиеся прорехи. Это была сложная работа, и Косыгин справлялся с ней в целом успешно. Важнейшую роль в сведении балансов советского хозяйства играли работавшие в тесной связи с Совмином Госплан (Н. Байбаков) и Госкомфин (В. Гарбузов).
Когда Косыгина все же пришлось в октябре 1980 г. отправить в отставку из–за тяжелой болезни (которая всего через два месяца сведет его в могилу), экономический механизм не рухнул, а продолжил в 1980–1982 гг. все также работать под руководством Тихонова, как в конце 70–х гг. – под руководством Косыгина. Оказалось, что Косыгин все же не является «незаменимым».
Косыгинская легенда – один из элементов идеологической модели, в соответствии с которой время от времени возникала возможность передать власть КПСС в пользу государственных структур. Шанс такой декоммунизации связывают то со Сталиным, то с Берия, то с Маленковым, то вот с Косыгиным[314]
. Одновременное существование партийной и государственно–хозяйственной систем управления государственники видят «вредный параллелизм»[315]. Но вот мечта сбылась, КПСС разгромлена, и в 90–е гг. «вредный параллелизм» возродился: одни и те же вопросы согласуются аппаратом правительства, министерств и администрации президента, которая разместилась на Старой площади, унаследовав и помещения, и функциональную нишу ЦК. Бесконтрольность чиновников – верный путь к галопирующей коррупции и развалу работы. Партийный и иной административный контроль – это, разумеется, плохая замена демократическому контролю, но раз уж его нет, то наивно надеяться на эффективность работы чиновников только потому, что они «непартийные».Однако, как и Сталин с Берией и Маленковым, Косыгин не оставил нам достоверных свидетельств своего стремления разрушить существовавшую в СССР систему партийно–государственного управления в пользу власти государственной и хозяйственной бюрократии, совсем освобожденной от контроля партийных структур. Реальность скромнее – в СССР всегда шло соперничество различных секторов бюрократии за увеличение своего влияния, и Косыгин тоже вел «позиционные бои» в пользу своих ведомств. Если бы он волею случая стал бы первым секретарем ЦК, то кому–то пришлось бы поручить текущее руководство хозяйством (эту роль сам Косыгин выполнял при Хрущеве), и первый секретарь Косыгин неизбежно стал бы вступать с ним в конфликты по текущим вопросам. Такова непреложная логика взаимодействия функциональных ниш.
По той же причине Брежнев, при всех разногласиях и личной неприязни с Косыгиным, предпочитал сохранять разделение постов главы партии и правительства. Однако для активного участия во внешнеполитической деятельности Брежневу нужен был государственный пост (зарубежные партнеры не признавали верховную власть главы партии). В зарубежные вояжи отправлялся и Подгорный, чтобы в качестве главы государства поставить подпись под соглашением. Более того, аппарат Подгорного вносил коррективы в законодательные инициативы ЦК, в результате чего советский парламент перестал быть чисто декоративной структурой[316]
. Важнейшие переговоры вместе с Громыко вели Брежнев и Косыгин. Ведь они должны были брать на себя окончательную ответственность, возглавляя партию и правительство.Должность главы государства (Председателя президиума Верховного совета СССР) Подгорный превратил из почти формального аналога английского короля в важную позицию. Подгорный активно участвовал в принятии внешнеполитических решений, а его аппарат работал надо всеми законодательными инициативами ЦК, внося важные коррективы.
После резкого ухудшения здоровья Брежнева в 1974–1975 гг. он предпочел отказаться от прежнего стиля руководства «первого среди равных». Среди уволенных соратников оказался и Подгорный, которому пришлось освободить пост главы государства для Брежнева в 1977 г.
Так сложилась новая система власти, где в качестве безусловного авторитета, подкрепленного комическим культом личности, зиждился Брежнев, а реальная власть была разделена между его соратниками, безусловно поддерживавшими это равновесие.
«Дорогой Леонид Ильич» был символом равновесия, и когда в 1979 г. он поставил вопрос о перспективе своего ухода на пенсию, то соратники без труда убедили Генсека продолжить работу.
Юрий Владимирович Андропов своим кратким правлением внушил нашим соотечественникам надежды на Порядок с большой буквы. Чекист у власти – соединение суровой справедливостью с холодной эффективностью прагматика. Вскоре после смерти Андропова к власти пришел Горбачев, началась Перестройка со всеми ее потрясениями, распался СССР. Соответственно, Андропов превратился в антипода Горбачеву. Если бы не смерть Андропова, вот мы бы зажили…