Важная сторона андроповского образа – три магические буквы – КГБ. Они вселяют страх перед репрессиями, загадочность советской бондианы, уверенность в том, что «компетентные органы» были на деле самыми компетентными, все про всех знали и потому могли поправить сложившуюся ситуацию, основываясь на объективном, чуть ли не научном анализе. Имидж КГБ как «мозга партии» переносится и на самого Андропова, который как раз и был организатором пиар–кампании КГБ 70–х гг., призванной создать образ чекиста–интеллектуала. А пиар для того и нужен, чтобы прикрыть красивой формой недостатки содержания.
Андропов был интеллектуалом в той степени, в которой высокопоставленный чиновник вообще может им быть, так сказать, в свободное от текучки время. Ему было приятно обсуждать гуманитарные и социальные вопросы с высокопоставленными представителями интеллигенции – тоже, впрочем, зашоренными, живущими в рамках шестидесятнических или великодержавных мифов. Результативность этих бесед была не велика. Придя к власти, Андропов вынужден был публично признать, что «мы» все еще не изучили того общества, в котором живем, и потому перспективы движения вперед туманны.
Это признание вызвало прилив энтузиазма у авторов многочисленных марксистско–ленинских схем общественного развития. Однако эти схемы не вдохновляли Андропова. Его признание было призывом к прагматизму, по сути – утверждением безыдейности, свидетельством отсутствия стратегии развития страны в будущее.
Г. Шахназаров, который вел более–менее откровенные беседы с Андроповым в 60–е гг., вспоминал о таких его словах: «Машина, грубо говоря, поизносилась, ей нужен ремонт… Может быть и капитальный, но не ломать устои, они себя оправдали… Начинать надо с экономики. Вот когда люди почувствуют, что жизнь становится лучше, тогда можно постепенно и узду ослабить, дать больше воздуха. Но и здесь нужна мера. Вы, интеллигентская братия, любите пошуметь: давай нам демократию, свободу! Но многого не знаете. Знали бы, сами были бы поаккуратней»[320]
. Андропов на всю жизнь сохранил эту философию, несущую на себе следы его венгерского опыта. Ей пытались следовать и продолжатели его дела. Эта последовательность — сначала экономические, потом — осторожные политические преобразования, соблюдалась Горбачевым до 1988 г., когда под давлением экономического кризиса и вышедших на улицу людских масс лидер Перестройки был вынужден отступить от алгоритма Андропова.В период пребывания Андропова на посту председателя КГБ он отличился тремя группами свершений. Во–первых, с переменным успехом шла закулисная борьба шпионов. Здесь были свои провалы и успехи, о которых сегодня снимают занимательные фильмы, где романтический вымысел перемешан с реальными обстоятельствами. Что бы там ни было на самом деле, судьба мира определялась не тем, удалось ли шпиону украсть чертеж запчасти ракетного двигателя. Политбюро и президенты США переходили от «Холодной войны» к разрядке и назад, и Андропову приходилось следовать логике международных тенденций, маневрируя между кремлевскими «ястребами» и «голубями».
Во–вторых, Андропов держал в голове возможность когда–нибудь сесть в кресло Генерального секретаря, и потому по мере возможности подсиживал других членов Политбюро. В–третьих, он принадлежал к группе противников коррупции, и считал, что это социальное зло можно победить, время от времени сажая отдельных чиновников.
Аресты более или менее высокопоставленных «стрелочников» – самое распространенное, но и самое неэффективное средство борьбы с коррупцией. Ведь коррупция порождается общественными отношениями, а не аморальностью чиновника. Если он имеет широкие полномочия, может произвольно решать дело в ту или другую сторону, распределяет значительные ресурсы, не принадлежащие ему лично, то соблазн «отстегнуть» в свою пользу прямо пропорционален полномочиям. Коррупцию порождает не сам чиновник, а его место, обширность его власти. «Посадив» одного чиновника и усадив на его место другого, государство лишь создает нового потенциального коррупционера. Уровень коррупции могут снизить только структурные изменения, направленные на уменьшение полномочий чиновника в пользу четко сформулированного права.
Андропов предпочитал запугивать чиновников, надеясь, что посадки отдельных представителей касты заставят остальных держать себя «в рамках». То есть он боролся не с коррупцией, а с ее неконтролируемым разрастанием. При этом степень виновности арестованного волновала следователей далеко не в первую очередь. Кого «назначили» виновным, тот и будет отвечать по всей строгости. Если виновным назначили коллегу – молись, чтобы он не назвал тебя на допросе. Одновременно Андропов не забывал и о возможности использования «борьбы с коррупцией» в борьбе за власть.