Золотая осень 1977 (СИ)

При обыске в вашей квартире, который должен будет произойти 12 ноября 1984 года, будет найдено: 124 картины достойные Третьяковской галереи, много денежных средств, огромное количество драгоценностей и ювелирных изделий, хрустальные люстры … Вы понимаете о чём я? Нет? Ну так идите и зайдите к себе в ванную комнату и туалет! У вас даже там висят люстры из хрусталя! В туалете! Вдумайтесь, в туалете мать его, у вас хрусталь! Это что такое?! Это такой социализм вы строите? Это для этого народ воевал? Это для этого народ должен работать от зари до зари, чтобы вам испражняться было удобней под светом прошедшем через хрусталь?! Да вы совсем там что ли о***?! Зачем вам это всё? Вы кем себя возомнили? Новым буржуем? А супруга ваша кто? Графиня? Фрейлина королевы, ну или кто там у нас Галина Леонидовна — принцесса? Так ваша Светлана товарищ министр фрейлина принцессы? А подвески там ещё не начали подвозить из Англии?»

— Что за подвески? — прошептал министр, показывая супруге часть текста.

— Это Дюма. «Три мушкетёра», — объяснила мужу рыдающая супруга.

«Своей непомерной алчностью и жадностью вы губите не только себя и своих близких, но и страну, обрекая населяющий её народы на мучения и страдания, — продолжал читать неприятную для себя правду Щёлоков. — Зачем вы воевали? Зачем вы прошли кромешный ад войны? Ради чего?! Опомнитесь! Вы живёте как дворяне, а народ, который во круг вас вы считаете быдлом, которому кидаете подачки. Вспомните, где я передал это письмо вашей жене и спросите себя: что она там делала? Не знаете? Врёте! Знаете! Она выбирала себе иностранное шмотьё! Вот ради чего вы Николай Анисимович вместе с ней воевали и кровь проливали! Ради юбки, кроссовок и чулок! Вам самому-то не смешно? Позорище!!

Свои дачи, свои магазины, своё спец обслуживания, свои санатории, всё свои да свои, а народ вам чужой! И это вы, тот, которого многие историки считают более-менее порядочным. Вы представляете?! Вы представляете, что если вы с вашей женой порядочные, то кто тогда не очень порядочные? Кто тогда на верху у власти находиться? Там же тогда вообще полный п****, а не люди! Это же караул надо кричать!!

Вам неприятно это читать? Вам страшно? И нам! И нам неприятно! И нам страшно! Но не только нам не приятно и страшно, нам ещё горько и обидно! Обидно от того, что вы фронтовик вместо того, чтобы встать как в сорок первом на защиту Отчизны, на защиту советского народа сами погрязли в роскоши и праздности!»

Николай Анисимович пошёл было за бутылкой, но остановился на пол пути и положил руку на сердце. Оно покалывало и билось как ненормальное.

«Нет. Выпивать сегодня не буду. А то помру ещё раньше времени, а у меня как оказывается есть ещё очень много несделанных дел,» — сказал он себе и вернулся на диван.

— Всё Света, успокойся. Всё будет хорошо. Успокойся, — сказал он жене и под её всхлипы продолжил чтение «рекомендаций», которые больше напоминали ругательства и обвинения.

«Короче говоря, к чёрту лирику! Всё в ваших руках! Сейчас вы ещё можете всё изменить! Для этого вам, как мне кажется, необходимо сделать несколько шагов.

Рекомендации.

Первое: Немедленно прекратить любые махинации с ценностями, особенно с золотом и бриллиантами. В первую очередь это касается Вашей жены, которая зная о готовящемся повышение цен на золотые украшения, со своей лучшей подругой Галиной Брежневой соберётся сделать свой маленький гешефт, о котором непременно узнают.

Второе: В ближайшее время организовать передачу картин и других исторических ценностей в музеи города Москвы. Это нужно сделать как можно скорее, открыто и с привлечением прессы.»

Щёлоков посмотрел на висящие на стенах картины и понял, что эта рекомендация мало выполнима, потому, как она ему словно ножом по сердцу. Он любил живопись и сам немного рисовал, поэтому то, что предлагал товарищ Артём было чрезмерно радикально и крайне омерзительно.

«Как можно отдать такие замечательные полотна неизвестно кому. Обойдутся вместе сэтим Артёмкой. Отдам парочку и всё. Остальные оставлю, пусть висят, взор радуют и вдохновения придают. Никто и не заметит!» — подумал он и перевёл взгляд сначала на всё ещё всхлипывающую Светлану, а затем на фотографии, лежащие перед ней на столе.

На одной из них был изображён он, после того как выстрелил себе из ружья в голову.

— Ну на *** эти ё**** картины!! — громко и чётко проговорил Николай Анисимович, встал с дивана и направился к бару.

Его заметно лихорадило.