Раньше, когда Ли наведывалась в свою квартиру бесплотной невидимкой, она обязательно залетала в ванную и располагалась на оси симметрии между зеркалами. Сначала не получалось, что-то выталкивало её из пространства между зеркалами, как поплавок из воды. Она огорчалась, а потом придумала решение: полетела за облака, приблизилась к самой маленькой, незаметной, сиреневой душе, только что оторвавшейся от неосторожного детского тела, ухватилась покрепче и поволокла за собой. И получилось! Пространство между зеркалами почему-то впустило сию внезапную беззаконную пару. Правда, сиреневый малыш тут же оторвался и улетел в бездну левого зеркала. Однако Ли теперь могла легко пролезать в капризное пространство - и до саморастворения вглядываться в воронки вечности. Однажды Ли рискнула - и сама полетела в зеркало, в глубину серебра. Она нисколько не удивилась, когда вскоре вернулась в исходную точку - но через другое зеркало.
Сейчас, поглядывая на себя то в правое стекло, то в левое, Ли хотела было загрустить, что никак не может теперь, будучи плотной, живой и грубой, расположить глаза на оси симметрии - так, чтобы увидеть покачивание двух бездн. Но не загрустила, хотя ей до сих пор было трудно отвыкнуть от возможностей того мира, из которого она так рвалась в этот. Там она была одинока, свободна, могла направиться куда угодно во времени и пространстве, - но там царило безмолвие, она не общалась с другими, боялась их, отказывалась от них. Там была чудесная власть над собой, которую Ли не могла забыть и которая неосуществима здесь, но там не было никакой власти над чем-либо и кем-либо - кроме себя. Все ситуации т о й жизни Ли назывались одним словом - Ли. И потому до боли тянуло в ситуации земные, в которых осталось брошено и не доделано так много... Свобода оказалась непомерно тяжелой ношей. Вернулась. И вот, лежа в теплой воде и чуть подремывая, Ли увидела очень быстрый яркий сон.
Дом, в котором высокие потолки, широкие лестницы, на стенах в подъезде узорная плитка и лепнина на потолках в квартирах. Тот самый, куда Парадис привел Гедата, тот же дом, но уже умирающий. Умерший. Жильцы уехали, строители-бомбители раздолбали всё внутри, обнесли дом громадной дырчатой тряпочкой - реконструкция...
Ли подходит к подъезду, приподнимает тряпицу, отворяет старую скрипучую дверь и видит пустоту, украшенную очень самостоятельной лестницей. Пустота и лестница, которая идет вверх, к отворенной двери на третий этаж. Вокруг - густая тьма, ничегошеньки.
Ли усмехается: ничегошеньская тьма.
Поднимается на три ступеньки, спотыкается, вглядывается, протягивает руку - и вдруг нащупывает свою дочь. Она еще совсем маленькая. Пушистая, дотошная, ласковая, всё спрашивает: "Той-то?" В переводе - "что это?" Дочь сидит на ступеньке и тихонько зовет Ли. Лестница холодная, и Ли поначалу вздрагивает от мысли о маленькой, теплой, не умеющей ходить девочке - на ледяном ветру брошенной лестницы, во тьме. "Что ты тут делаешь?" - вскрикивает Ли и протягивает руки - взять ребенка.
Но девочка вдруг сама встает и начинает карабкаться по холодным мраморным ступенькам: "Пойдем, мама, туда!.." - и указывает вверх. Ли покорно сопровождает стихийно растущего и с каждой ступенькой взрослеющего ребенка. В вышине, на пороге одинокой двери, чуть светлеет последняя ступенька, лучи от нее медленно поднимаются и веерно растут, нежным огнем охватывая недавний мрак. Дверь открывается - и выходит фигурант с огромной рыжей собакой без шерсти. Лысая собака - вся в драпри толстых кожных террасок. Они дефилируют мимо Ли, собачья шкура колышется, а дочка бесстрашно треплет громадную зверюгу по мягким вялым ушам, приподнявшись на цыпочки.
- Что ты делаешь! - пугается Ли.
- Она не страшная, - поясняет ребенок. - Вот сейчас что будет...
Собака с фигурантом уходят вниз, Ли с дочерью переступают порог - и видят продолжение лестницы. И еще дверь. Светло. Здесь уже нет заброшенности и холода. Ощущение громадной жилой комнаты, хотя и не видно стен. Есть непонятные, но приятные звуки, напоминающие настройку оркестра, но какого-то очень мягкого и далекого. Ли хочет взять дочь за руку, но та вежливо отстраняется и говорит с легким укором:
- Еще чуть-чуть подожди, смотри туда, вверх...
Дверь открывается, видно продолжение лестницы, а там, в недоступной вышине, еще дверь, и еще лестница - и не видно конца, а только свет всё ярче, лестница теплее. Дочь подросла почти до локтя Ли. Звуки приблизились. Невидимые стены сначала стали ощутимыми, а потом окрасились в нежно-огненный цвет. Очередная дверь - при приближении Ли - отворилась как-то очень по-домашнему, без мистерийной торжественности - и навстречу вышел мальчик-подросток с ушастым животным на руках.
- Да это ж настоящий осленок! - обрадовалась Ли и подошла к мальчику.
Идти было-то три шага, но когда она приблизилась к цели, у осленка успели заметно подрасти уши, круглые глаза осмысленно разглядывали встревоженную незнакомку, а копытца вытянулись и окрепли - на всякий случай.