Золотая Ослица

Постоял босиком на теплом паркете - и обнаружил, что стоит подбоченясь. И смотрит в занавешенное окно, будто в даль светлую. И видит только себя со стороны: голый мужчина возле большой кровати, на которой съежилась просвещенная им Маша.

Просвещенная Маша, в свою очередь, видела сейчас своего командированного мужа. Она впервые в жизни сравнивала мужчин. Сравнение было страшно. Она пережила наслаждение, которое она ни при какой погоде не сможет получить дома. Даже если ее муж отрастит или купит себе крылья, - такое вот размышление посетило Машу. Почему крылья? Наверное, по ассоциации с полетом, из которого только что вернулась, даже не совсем еще вернулась, Маша. А что чувствует этот?

А этот отрешенно стоял и смотрел на штору. Босиком пошел на кухню.

Маша выбралась из-под одеяла и все-таки пошла в ванную. И стала купаться, поглядывая на полку с парфюмерией Ли. Маша никогда не бывала в ванной Ли. Она была уверена, что там горы косметики. Там не оказалось ничего, только мужские одеколоны, пенки, бритвы... Неужели она все увезла с собой? - продолжала думать свою одноколейную думу Маша.

Гедат варил кофе и любил Машу. Все любил. Очаровательную легкость, закинувшую Машу в постель без сопротивления и разговоров, послушание в игре, отсутствие попыток выглядеть умнее, чем надо, действительно сверхъестественную шелковистость кожи, мягкость и податливость всех видимых и невидимых мест, - словом, совершенный инструмент для воплощения любых затей чувственности. Пока Гедат варил кофе, Ли размышляла над новыми поступлениями. Ли была счастлива за всех троих. Она пережила все и за Машу, и за Гедата, и за себя, она была и наполнена и опустошена одновременно, это было ликование, звучание всех струн и прочая муть. Гедат остыл, успокоился, а Ли все чирикала в его душе. Он был вынужден слушать.

Пришла Маша, голая. Надела халат и села на табуретку. Молчит.

Гедат налил ей кофе и спросил:

- Тебе понравилось, шелковая Маша?

- А что - так у всех, кроме меня? - задала она самый серьезный вопрос из новейших.

- Этого никто не знает. Врачи говорят, что так у четверти женщин, а у остальных трех четвертей - так, как у тебя с мужем. Я, правда, не верю в четверть. Так понравилось или нет? - спокойно переспросил Гедат, усаживаясь за стол спиной к окну, лицом к Маше.

Свет яркого, уже разгоревшегося дня бил в стекло и беспощадно озарял Машу. Она не мигая смотрела перед собой, сквозь голову Гедата. В ее памяти синкопированно вспыхивало свежее воспоминание о губах Гедата, погруженных в ее губы между ее ног. Маша не могла отделаться от недоумения: вот этот рот, который сейчас с нею разговаривает, только что был там, он и сейчас там, но - уже здесь, пьет кофе. Эти пальцы - они еще там, но они уже держат чашку. Он сидит на кухне голый, а уже кажется абсолютно одетым. Она сидит в халате, а раздета...

- Да, - ответила Маша. - Но мне немного страшно.

- Я понимаю, - сказал Гедат, благодарный Маше за незаданные ею вопросы. Даже Ли, отдыхая за кофе, удивлялась Маше. Раньше, когда эта женщина заходила к ней за кофе, который у нее неизменно заканчивался за два-три дня до приобретения следующей пачки, и они принимались болтать, Ли отмечала только, что Маша не раздражает ее. Маша никогда не жаловалась ни на что и ни на кого. Ничем не хвасталась. Никого не порицала; о муже своем отзывалась с теплом и корректным пиететом; кофейный долг обязательно возвращала. Пребывала в ровном расположении духа. Ли сейчас подумала, что машин муж, обладая таким удобством и будучи чудовищно занятым человеком, уже привык, словно к чистому воздуху и родниковой воде, к своей беспроблемной семейной доле.

Гедату захотелось обнять Машу и погладить. Не надо, одёрнула его Ли. Ревнуешь? - усмехнулся Гедат.

А Маша думала. Поначалу этому очень мешали воспоминания тела, однако через несколько минут Маша заметила что-то еще, очень новое. Мужчина с кофейной чашкой, застегнутый на все пуговицы своей наготы, был все же здесь; он не провалился в себя, а продолжал спокойно и ласково общаться с Машей, немногословно, даже почти молча, - но он не оставил ее. Она почувствовала, что попроси она его сделать все это еще раз, он сделает. Маша вдруг поняла, что уже хочет повторения.

Гедат прекрасно видел это тоже, не говоря уж о Ли.

"Моя маленькая глупышка", - подумал Гедат.

"Сладкоежка!.." - ухмыльнулась Ли.

Маша не курила. Ли курила непрерывно. Гедат еще не решил, надо ли кузену Ли курить. Пока он решал, Ли потянулась к сигарете и взяла ее. Маша ничего не заметила, она все думала. Гедат спросил ее разрешения курить. Маша от удивления очнулась и пробормотала "конечно". Вспомнила об оставленном доме. На образе дивана возник образ мужа. Захотелось домой, в понятную систему координат. Внизу живота резко и сладко сжались все клетки, на один миг, но очень ощутимо.

- Что это? - вздрогнула Маша.

- Послевкусие, - небрежно уронила Ли вежливым голосом Гедата.