Золотая паутина

Сейчас, вспоминая эту встречу, Гонтарь тоскливо поглядывал за окно своей шикарной трехкомнатной квартиры: на улице моросил дождь, идти на митинг не хотелось. Поваляться бы у телевизора (Боб принес пару новых видеокассет), побаловаться бы с Мариной — она скоро уже выйдет из ванной, розовая, душистая, молодая…

Гонтарь, в длинном домашнем халате, в шлепанцах на босу ногу, ходил по просторным комнатам, ловил недовольное свое отражение в многочисленных зеркалах. Потом заглянул в холодильник, глаза его равнодушно скользили по этикеткам бутылок, он был сыт, ничего не хотелось. Подошел к двери ванной, приоткрыл: среди цветного кафеля, вся в ароматной импортной пене плескалась новая его жена, спросил, скоро ли она выйдет.

— Но я же только села, Мишенька! — капризно и с некоторым удивлением проговорила Марина и попросила закрыть дверь, тянуло откуда-то сквозняком.

— В таком случае, до вечера, Марин, — уже через дверь продолжали они разговор. — Дела у меня. Часам, наверное, к семи приду. Ужин приготовь хороший, поняла? Мясо, рыба, фрукты… Ну ты умеешь, у тебя все отлично получается.

— Поняла, поняла…

Спустившись в лифте с седьмого этажа, Гонтарь вышел на улицу — в поношенной куртке-штормовке, в берете, с темно-синим зонтом над головой. Ни дать ни взять — обычный советский гражданин, недовольный тем, что жена послала его в дождь за хлебом или солью, которые внезапно кончились в доме. На таких мужичков никто на улице не обращает внимания, чего Гонтарь и желал. Маскарад ему самому нравился, а что касается соли, то он мог бы купить ее вместе с любым «Гастрономом» Придонска… Вот идти на площадь ему действительно не хотелось, это правда. Да в принципе можно было и не ходить, но он вспомнил холодный, суровый блеск в глазах Каменцева и новенький свой белоснежный «мерседес», который стоял под надежными запорами (надо будет завтра съездить в гараж, соскучился что-то по машине)… Так вот, «мерседес» обошелся ему в пятьсот восемьдесят шесть тысяч рублей, а где бы он, Гонтарь, взял эти деньги, если бы не Вадим Иннокентьевич?

Надо идти. Просто потолкаться там, на площади, посмотреть, что к чему, И взглянуть, как его парни будут работать.

* * *

Формальным поводом для митинга послужило повое повышение цен на колбасные изделия в магазинах потребительской кооперации. Накануне по местному телевидению выступал представитель этой самой кооперации, упитанный круглолицый человек, и довольно путано объяснял телезрителям, что они вынуждены поднять цены на колбасу, ибо мясо подорожало, а они покупают его у населения, в районах области; население же, в погоне за рублем, увозит мясо в другие области, в ту же Москву, где говядина идет по двадцать пять рублей за килограмм, а где же такие деньги возьмет потребкооперация?!

Так это было или не так — жители Придонска, конечно, не знали, повышение цен встретили в штыки, пригрозили забастовкой на заводах, а анархо-экономисты, Демократический блок, просто анархисты, социал-демократы, Союз молодых предпринимателей и прочие, не поддающиеся уже учету партии дружно подхватили недовольство народа, обвинили в малой прессе — бывший самиздат — потребительскую кооперацию в сговоре с обкомом КПСС: последнему-де срочно нужны деньги, чтобы компенсировать возросшую зарплату аппарата, поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Словом, пропагандистский этот трюк вполне удался, народ вышел на митинг.

…Площадь перед обкомом партии с самого утра забита толпами людей. Дождь, нудно сеющийся с неба, никого не остановил, хотя и мешал, раздражал многих. Площадь укрылась зонтами, разноцветными перевернутыми тюльпанами; в другое время можно было бы сказать, что зрелище было красивым. Сейчас же лучше употребить другие слова, по-другому обрисовать площадь: мокрые, поблекшие от серого, нудного дождя полотнища зонтов, слившись воедино над головами тысяч людей, пришедших на митинг, шевелились недовольно, даже угрожающе — так будет точнее. Зонты мешали их хозяевам и тем, кто рискнул прийти без зонта, — всем было плохо видно. Да и слышно тоже не ахти, что-то не ладилось с усилителем. Но, прислушавшись и приглядевшись, можно было понять следующее: некто молодой, в кургузом пиджачке с университетским значком на лацкане, с университетской же куцей бороденкой, бился в словесном экстазе у микрофона. Слов было много, этот некто языком, вообще словесностью, владел мастерски, но если отбросить беллетристику, то смысл заключался в нескольких фразах-призывах: «Долой КПСС!», «Партаппарат повышает себе зарплату, а нам — цену на жизнь!», «Коммунистов — к ответу!», «Советы — без коммунистов!…»

Гонтарь, который стоял далеко от обкомовского мраморного крыльца, разобрал, как и другие слушатели, не всё, но нисколько этим не огорчился. Говорилось главное, а уж слова пусть каждый придумает для коммунистов какие хочет. Сам факт митинга-судилища перед зданием обкома о многом говорит, а уж на детали можно было махнуть рукой.