Я раздавлю ее. Тупо, как червяка. За презрение к тому, у кого меньше денег, менее значимое положение в обществе, кому не повезло в жизни так, как ей. Такие люди не должны жить. В смысле, жить спокойно. Если Кампоса я все же уважаю – да, ненавижу, козел он – но уважаю, то ее, не могущую ударить самостоятельно палец о палец, но философствующую по поводу "быдла", презираю.
Но о ней потом, не до Карины сейчас. Что-нибудь придумаю, пока терпит. Сейчас меня больше заботило то, что я видел на козырьке навигатора.
Камеры были двух видов, сектора обзора одних подкрашены синим, других – красным. Последних было меньшинство, и располагались они в труднодоступных местах, где, в общем, располагаться не должны. Например, в кабинете директора и приемной, в учительской, в центре информационного контроля, во всех раздевалках (даже в женской) и комнате отдыха охраны. Необычные камеры! Для чего они? Остальные, синие, самые обычные, перекрывали помещения, где обитают учащиеся.
Но перекрывали не полностью, далеко не полностью. Даже в холле, главном вестибюле, где фонтан, имелось множество мертвых зон. По углам, вдоль стен, но достаточно. И этим можно воспользоваться.
Что я хочу? Спровоцировать Толстого. Но провоцировать надо грамотно и постепенно, поэтапно. Они пытаются давить на меня морально, пользуясь неприкосновенностью, что я не могу ударить, и мне надо действовать также. Бить в местах, где неприкосновенен я, где могу делать это безнаказанно, и выходить в подконтрольные зоны, фиксируя, как на меня бросаются с кулаками, а я лишь защищаюсь. М-да!
Я тяжело вздохнул. Много ума придумать такое не надо, но главнее – эффективность.
Теперь следующая задача – схему камер нужно опробовать. Не то, что не доверяю дону Алехандро… Доверяю, но душа просит.
Решено, так и сделаю. При первом же удобном случае.
К сожалению, случай не заставил себя долго ждать. Как я уже сказал, мертвые зоны понатыканы везде, на каждом шагу, оставалось лишь подгадать совпадение трех факторов: наличие в этих зонах меня, кого-нибудь из холуев Толстого и отсутствие людей вокруг. Мне казалось, вещь трудновыполнимая, особенно последний фактор, но я сильно ошибался.
После пары я не спешил, выпустил из аудитории почти всех – хотелось поразмышлять в одиночестве. Но когда вышел, меня за рукав дернула Шпала:
– Хуан, надо поговорить.
Я обреченно вздохнул и повел ее в сторону, к стене. Навигатор услужливо подсказывал, что там тоже мертвая зона.
– Я еще не всех проверила, но у меня есть кое-какие мысли насчет этой девушки.
– Озвучь?
Я напрягся. Сзади, у релаксационного окна, оттряхивался один из моих обидчиков. Гнида, державшая меня в пятницу за руки, пока Толстый бил по лицу. Ненавижу!
– Есть одна девушка, которая подходит по всем твоим критериям. Но проблема в том, что она…
…Гнида, как про себя я его и окрестил, отряхнулся, и медленно пошел в нашу сторону, улыбаясь и что-то насвистывая. В коридоре вокруг, не считая Эммы, никого не было – все разбежались по аудиториям, спеша на пары. Мой мозг лихорадочно заработал, в кровь выплеснулась ударная доза адреналина.
– Что? – переспросил я у Эммы, не слыша, что она говорит.
– Она… Не из "золотой сотни", скажем так.
– А откуда?
Гнида шел. Прямо ко мне. Ему нужно было пройти мимо, в двух шагах, сквозь мою мертвую зону. Такой шанс упускать нельзя.
– Эмм, она аристократка? – нетерпеливо вздохнул я.
Пять. Четыре. Три.
– Да, можно сказать и так.
– Что значит "можно сказать"?
Два. Один. Гнида почти поравнялся со мной, я не только видел, но и чувствовал его спиной.
– Она не такая, как остальные. Она…
– Внеси ее в общий список, делов-то! А я потом посмотрю.
Ноль.
Я развернулся и с оборота и засветил Гниде боковой в нос.
Хрясь.
Звук ломающейся переносицы привел в чувство, заставил эйфорию убраться к чертям собачьим.
Что я наделал? Это же объявление войны! Готов ли я?
И тут же подобрался – готов! Война уже идет, идет давно. Просто настала очередь бить мне.
– Что ты сказала про ту девушку? – как ни в чем не бывало обернулся я к Эмме, но та стояла с открытым ртом и выкаченными глазами.
– Ты!… Ты!…
– Что я?
– Ты его ударил! Тебя же отчислят!
В ее голосе можно было кроме страха разобрать нотки переживания. Я усмехнулся:
– Разве?
И демонстративно покрутил головой.
– А мне кажется, что он просто упал. Шел, споткнулся и упал. Ты ведь ничего не видела?
– Нет, но…
Я крепко, изо всей силы, схватил Эмму за локти и притянул к себе.
– Эмма! Ты! Ведь! Ничего! Не! Видела! Так?
Она какое-то время непонимающе хлопала ресницами, потом вырвала руки.
– Псих!
– Какой есть!
Теперь уже я принялся насвистывать легкую песенку, что-то из "Аббы", развернулся и побрел на следующую пару, оставив Эмму разбираться с потерявшим сознание Гнидой.
– Да, сеньор директор, я настаиваю на своих показаниях.
– Тогда объясни, почему сеньор Рубини утверждает, что ты его ударил?