Золотая пучина

Впереди слышался гул, виделись огни, и белесое зарево висело над ними. Ванюшка ускорил шаг и вышел на главную улицу. Цокали по булыжной мостовой подковы извозчичьих лошадей. Шумливая толпа шла по панелям. Люди смеялись, толкали Ванюшку. Какая-то девушка, нарядная, красивая, с огромной русой косой оглядела его, улыбнулась, что-то шепнула подруге.

Радостно стало на душе у Ванюшки от шумной толпы, от сияния фонарей, а особенно — от взгляда добрых девичьих глаз.

— Людей-то сколь, батюшки светы, — удивлялся Ванюшка, стараясь держаться поближе к заборам. — А шумят, как Выдриха в половодье аль тайга в непогоду. Живут же баре…

Толстый мужик на углу привел Ванюшку в восхищение.

— Ай боров какой! Щёки, как салом намазаны, носа не видно. Ну и здоров.

Мужик, в белом фартуке, продавал что-то в стаканах.

— Почем? — солидно спросил Ванюшка.

— Две копейки.

— Налей.

Отпил глоток. Во рту защипало и запахло цветами.

— Ну диво так диво. Хы. И всего две копейки. — ещё глотнул. Еще. — Благодать. — И тут в нос стрельнуло, защекотало, слезы на глаза навернулись. Испугался Ванюшка, поставил стакан да за угол. Прижался к забору.

Стрельнуло опять и опять. Защекотало в носу.

— Батюшки светы! Да што ж такое со мной?

Но смотрит — другие пьют. Да и у самого во рту сладость.

— Ишь, как ловко придумано, — восхитился Ванюшка. — Выпил на две копейки, а сладость эта взад-вперёд ходит.

— Экстренный выпуск, экстренный выпуск, — шнырял в толпе низкорослый мальчишка в серой кепчонке. Под мышкой у него стопа газет. — Наша блистательная победа над немцами!

Ванюшка вышел на широкую площадь. Расталкивая народ, протискался вперёд. Перед ним, сверкая огнями, блестя разноцветным стеклярусом, проносились лодки, огромные птицы, кони. На них сидели девушки, парни. Развевались по ветру цветные юбки, ленты, концы полушалков.

У цветного шатра стоял невысокий мужик, черноусый, в голубом расшитом жилете, в огненно-красной кумачовой рубахе. Он крутил ручку шарманки, а ногой нажимал на доску и как-то так получалось: наступит мужик — и загудит барабан, поднимутся и со звоном упадут друг на друга начищенные медные тарелки.

Мужик смеялся, шутил, подмигивал девкам.

— Вот она, карусель-то, — замер Ванюшка в немом восхищении. — Красотища така и во сне не приснится. Рассказывать станешь — слов не найдешь. Эх, мне бы хоть денек заместо этого черноусого мужика постоять. Ишь, как его разбирает, так ходуном весь и ходит.

Карусель остановилась. Ванюшка протискался ближе. Ощупывал копыта деревянных коней. С изумленным трепетом осматривал чёрный шатер карусели, расшитый разноцветными звездами, стеклярусом, барабан.

Кто-то подтолкнул Ванюшку.

— Лезь. Чего дорогу загородил.

— Я ж не здешний…

— Лезь, говорю, да живей!

Э-эх! Сладко заныло Ванюшкино сердце. Поплевав на руки, он вскарабкался на спину деревянного журавля. Устроился поудобнее.

— Плати две копейки, — потребовал мужик в голубом расшитом жилете.

— Чичас, чичас. — И только успел Ванюшка заплатить, как карусель завертелась.

Красные, зелёные, синие звезды замелькали перед глазами. Нежнее девичьих рук ветер затрепал волосы, кошачьими лапками забрался за ворот, защекотал грудь, спину.

Обхватив журавлиную шею, Ванюшка старался усидеть между крыльями, не свалиться на землю. А ветер бил все сильней. Быстрее мелькали звезды. Все чаще и чаще появлялся мужик в голубом жилете у барабана.

Сейчас он казался ещё красивее, ещё веселее блестели его глаза.

Ванюшка был счастлив. Прижимаясь щекой к холодной шее деревянного журавля, он в восторге кричал:

— Шибче крути, шибче. Вот она, жизнь-то!

Но потом стало поташнивать, и Ванюшка уже не кричал, чтоб крутили быстрей, а тоскливо гадал, когда остановится карусель. Даже закрыл глаза, чтоб не видеть мелькания. Казалось, журавль кренился набок. Падал. Ванюшка сжал губы и ещё крепче уцепился за журавлиную шею.

— Слезай. Хватит, — толкнул его кто-то.

Ванюшка открыл глаза. Карусель неподвижна. Он с опаской отпустил журавлиную шею и упал на землю. Не наружу, а внутрь, к шатру с разноцветными звездами, к барабану, и в разошедшиеся полы шатра увидел мужика в голубом расшитом жилете. Он сидел на табуретке, торопливо поддевал ложкой кашу из котелка. Лицо у него усталое, злое. Он выскреб котелок до дна, заглянул в него.

— Давай еще.

— Нет боле, — ответил ему женский голос.

Ванюшка не успел подумать, что это все значит, как красивый черноусый мужик уже стоял рядом. Веселый, улыбающийся, и белые зубы его блестели ярче, чем звездная россыпь шатра.

— А ну, налетай-залетай! Прокачу. На журавлике под небо укачу! Эй, девушки-красавицы, садитесь в лодочку, лодочка у меня волшебная, разом домчит к женишку.

Он смеялся, балагурил, приплясывал.

…Когда Ванюшка подходил к номерам, в его кармане звенели не истраченные девяносто копеек.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Бы… А… Бы… А

На лбу Михея глубокие морщины. Он водит пальцем по буквам, написанным Вавилой углем на свежеобструганной кедровой доске, и вновь и вновь повторяет:

— Бы… А… Бы… А…

— Бы… А… Бы… А… — вторит Ксюша.