Золотая пуля

– Герои своих не бросают, – похлопал меня по плечу настоящий человек. – Да и органы не лишние. Мертвый товарищ – полезный товарищ.

– А меня почему дернул?

– Ну, ты, к счастью, был жив. Вот он тебя и шибанул.

Что-то не давало ему покоя, Платон еще раз вернулся к коробкам с алыми пилюлями. Он вертел их так и эдак, думал вскрыть, но не решился.

– Вот если бы… – сам себе под нос пробормотал он. – Ну, не может быть…

– Бак! – крикнул Платон в сторону кухни, там на диванчике прикорнул самый противный из его друзей, серый и скучный, как лежалый брезент, за всю ночь этот словом ни с кем не перемолвился, только щелкал патронами, загоняя их в магазины, а меня вообще не замечал, будто я – дырка от детского горшка. – Ну-ка, подстрахуй. Какого цвета были геометки?

– Умные или тупые?

– Да и те, и те.

– Тупые поставляли двух цветов: на мясо – синие, на железо – желтые. А умные были красненькие, как крупная рябина. – Платон бросил ему коробку, Бак поймал и даже рассматривать толком не стал. – Это они.

– Брешешь?!

– Пес брешет, я дело говорю. – Бак метнул коробку обратно и так же равнодушно, как пил чай или набивал магазины, отвалился на спинку дивана и мгновенно уснул.

– Малыш, – порывисто обнял меня Платон Половец и так сильно стиснул, что я едва не завопил. Глаза его горели, я не мог отличить, он полон воодушевления, искренней радости грядущего боя, или его пьянит страх. – С этими игрушками мы ого-го чего натворим. Видишь, они запаяны парами…

В общем, это и впрямь оказались классные штуки. Если расплющить одну капсулу о стену, машину, дерево, то пуля, которую засунули в раствор из второй, куда бы ты ни стрелял, прилетит точнехонько в первую метку.

– Черт знает, как это работает, но нам они пригодятся. – Платон застегнул на себе пояс с кобурой, подхватил рюкзак и запихнул в боковой карман штанов геометки. Парни ждали его на улице.

Удача кончилась за порогом.

Друзья Платона Половца стояли полукругом, речь от них держал неприятный Бак.

– Давай проговорим всё на берегу. – Он не выглядел сонным или тупым, резкий опытный зверь. – Всем насрать на его папашу. На удавку крыса себе наскребла. Сдохнет он или будет жить – твоя забота. Мы здесь потому, что любим тебя. Только тебя! Сделаем дело – никаких долгов.

– Прямо щас собрались да разбежались, – ощетинился Платон. Я вцепился в его рукав, а он уронил руку мне на плечо, и мы не думали расцепляться. Я чувствовал, как ему погано.

– Не гони, – отрезал Бак. – Мы поможем. Каким бы говнюком ни был твой дружок, если бы любой из нас вляпался, ты пошел бы его вытаскивать.

– Хорошо, что вы это понимаете. – Тон у мистера Половца был острый, пальцы отрежешь.

– Ты, Платон, вообще понимаешь, на что мы пошли? – Усатый толстяк, что показывал мне патроны, поправил кобуры с револьверами и перебросил автомат на бок. Тот повис, качая стволом, тик-так, кто твой враг.

– Мы все давно готовы свалить. – По тому, как он говорил, даже я понял, что речь эта многажды отрепетирована и разыграна теперь не затем, что это самый удобный момент отдать ее ветру, а так, чего словам пропадать. – Хватит с нас Андратти. Другой вопрос, с чем мы отсюда уйдем? – Бак и двое его подельников не выпускали Платона из створа взглядов.

– Я не знаю, – развел руками Половец.

– Его папашу надо брать первым, – подвел усатый Гэри, – а может, и вообще одного.

– Судя по стаффу из карманов мальчишки, на складе есть чем поживиться.

– Бак, – голос Платона дал трещину, потек слабостью, – они убьют их. И мать, и дочку. Вот его сестру. Да, нам стоит выбрать кого-то одного, и да, потом нам тут нечего ловить. На соли и камень не долго протянет. Но мы же люди, мы слово давали.

– А теперь назад берем. – Хьюз зачем-то похлопал по ножнам тесака.

– Хрен там. – Платон заложил руки за спину. Только я видел, как дрожат его пальцы.

– Хрен тут. И это ты.

– Мы должны… – почти крикнул Половец.

– Мы должны выжить и подняться на баксы, – теперь Бак наживил всю кучку. Парни смотрели на него, как на пророка. – Слизняк поможет нам в этом. Никто не разбирается в этом складе лучше него.

– Мальчик…

– Останется здесь. – Все уставились на меня, горло сдавило, я хотел закричать, что никто без меня никуда не пойдет, но подавился. Я неудачник и все порчу. Лучше мне сдохнуть тут.

– Ну, быстро, сопли подобрали и двигаем, – скомандовал Бак, и кепка главного как-то переползла к нему. Платон Половец беспомощно обернулся на меня, дернул плечами, точно курица, которая вознамерилась взлететь, но передумала, схватил за руку и втащил в дом.

– Останься… – сумбурно зашептал он. Изо рта Платона дурно пахло, так его источил стыд и внезапная подлость, я прямо чувствовал, как сворачиваются в узлы его кишки, и мне хотелось вырвать руку из его ладони, отпрыгнуть к стене, лишь бы не касаться этого суетливого горячего, точно в лихорадке, человека. – Запрешься тут и ни-ни. Ни-ку-да! Пистолет. Вон там. – Он подскочил к шкафу, выдрал ящик, загремели, посыпались на пол столовые приборы, он вытащил огромную дуру, завернутую в ткань, раскатил повязку по полу. В свертке лежал армейский «кольт».