Золотая пыль

– В этом деле замешаны двое, а то и трое, – сообщил агент. – Банкноту обменяли в туристической конторе Кука, купив два билета до Баден-Бадена. Разумеется, билеты могут быть перепроданы или использованы частично. И совершил сделку старик. В парике, как мне сказали, но настоящий, то есть не переодетый молодой человек.

Если мистер Сэндер знал еще что-то, то не удосужился поделиться со мной. Это был бледный, худощавый человек с наружностью клерка из сити. Но парень обладал проницательным взглядом, и в линиях тонкого, волевого рта читалось нечто, внушавшее доверие. Оное, как я видел, не являлось взаимным. Полагаю, Сэндер скорее держал меня за недалекого сельского сквайра.

Агент обвел богато украшенную курительную клуба взглядом наполовину презрительным, наполовину завистливым и заерзал на шикарном кресле с неловкостью человека, привыкшего к спартанскому образу жизни.

– Не исключено, что за вами следят, – напрямик заявил он.

– Да. Я знаю, что бейлифы присматривают за мной.

– Это я к тому, что не отправиться ли вам на охоту или еще куда-нибудь с глаз долой?

– Я мог бы съездить во Францию, чтобы присмотреть за собственностью мадам де Клериси.

Перспектива сменить антураж показалась мне привлекательной. Стоит признать, я чувствовал себя в те дни не в своей тарелке, и, будучи в Англии, не мог избавиться от нечеловеческой силы желания находиться в Хоптоне. Да, какой бы волей ни обладал мужчина, встретившаяся на его жизненном пути женщина способна разжечь в нем такую страсть, что он не в силах будет избавиться от мысли о ней, и даже на другом конце света будет думать только о том месте, где живет она. Поэтому человек, доживший уже до седых волос, но не наживший ума, испытывал совершенное несчастье, находясь в Англии, но не в Хоптоне, тогда как Альфонс Жиро мог беспрепятственно наслаждаться обществом девушки, которую мы оба любили.

– Да, так и сделайте, – сказал, поразмыслив, Сэндер. – Будет лучше, если вы покинете Британию.

Манеры агента, как уже упоминалось, внушали доверие. И я, ища причины уехать, решил повиноваться совету незамедлительно. Более того, мне все более отчетливо представлялась вся трудность моей задачи, а при воспоминании об атмосфере в Хоптоне моя неудача казалась особенно горькой.

У виконтессы имелась собственность в Морбиане, куда я мог отправиться, избежав риска ареста. От управляющего имением у нас не было вестей с самого начала войны. Не исключено, что он записался добровольцем в один из бретонских полков, которые спешно формировались в то время.

Отправив мадам записку, я на следующий день уехал из Англии, собираясь провести за границей неделю-полторы. Путешествие прошло без приключений, поэтому рассказывать о нем нет смысла.

Во время пребывания автора этих строк в охваченной войной Франции мисс Изабелла Гейерсон, как и он, не находившая себе покоя, решила вдруг заселиться в свой лондонский дом и наполнить его гостями. Стоит напомнить, что эта девушка являлась богатой наследницей, и если слухи не врали, не один достойный джентльмен подкатывал к ней с предложением руки и сердца, но все без исключения наталкивались на холодный отказ. Зная ее с детства, я не удивлялся тому, что отвергнутые джентльмены не спешат повторить попытку. Тщеславие нередко заставляет женщину сдаться-таки осаде – иногда, правда, пробудившаяся в ней любовь подталкивает к этому шагу, – но мне сдается, что тщеславием Изабелла не страдала никогда.

«У меня есть весомая причина обходиться без тщеславия», – заявила она как-то в моем присутствии. Но смысл этого замечания остался для меня темен. Оно, помнится, послужило ответом на реплику Люсиль. Та сказала, что женщина может одеваться красиво, не будучи тщеславной, и со смехом привела в пример Изабеллу.

Главный мотив, побудивший мисс Гейерсон отправиться посреди зимы в Лондон, был похвальным. Ей хотелось хотя бы на время положить конец деревенскому заточению, которое столь томило Люсиль. К тому же я не сомневался, что обе француженки вряд ли упустят шанс посмотреть на Лондон. Пословица гласит: Бог создает страну, а люди – города. Я склонен добавить, что и то и другое создано ради женщин.

Вернувшись в Лондон, я обнаружил письмо мадам де Клериси, объясняющее причины переселения. В тот же конверт была вложена записка от Изабеллы – послания от нее всегда звучали добрее устной речи – с приглашением погостить у нее на Гайд-Парк-стрит.

«Мы достаточно давние друзья, – писала она, – чтобы позволить себе подобное приглашение. И если оно разделит обычную судьбу себе подобных, вина падет на вас, но не на меня».

Письмо дожидалось меня в клубе, и я счел уместным нанести визит тем же вечером. Перед мысленным моим взором всегда стоял призрак обручения Альфонса с Люсиль, и если это уже свершилось, я хотел знать наверняка, а не мучиться догадками.