Золотая решетка

Агнесса прошла в маленькую комнатку рядом с вестибюлем, где, как она надеялась, будет теплее. С давних времен эта комната служила гардеробной, своего рода залом ожидания, тут стоял столик с письменными принадлежностями и помещался телефон. Агнесса зажгла электричество и села. Над собой, вокруг себя она ощущала громаду особняка, погруженного в тяжелый сон. Должно быть, встали только дети, сейчас они умываются, причесываются, и появятся они в вестибюле, скудно освещенном голубым фонарем, не раньше, чем через четверть часа; надев ранцы разойдутся, кто в лицей Карно, кто в лицей Мольера. Ибо теперь девочек не отдавали в лицей Жюль-Ферри по той причине, что на площади Клиши всегда было полно немцев: девочки учились в лицее Мольера на улице Ранела и добирались туда с площади Перейра.

Внезапно в еще по-ночному густой тишине раздался звонок: телефон. Аппарат был рядом, и Агнесса сняла трубку. Звонили с улицы Визе. "Боже мой, - вдруг осенило ее, - если звонят в такую рань, значит, тетя Эмма умерла. Или умирает. И мне сейчас об этом сообщат".

- Говорит мадам Ксавье Буссардель. Я племянница мадемуазель Эммы. Что случилось?

- Ничего худого, мадам. Напротив. Я звоню вам из палаты больной по ее просьбе. Ей немного лучше, и она первым делом подумала о своих родных.

- О, спасибо вам, сестра, большое спасибо! Скажите ей, что мы все ее целуем.

- Подождите-ка! Мадемуазель Буссардель хочет передать вам через меня одну вещь. Она напоминает вам, что сегодня понедельник, день стирки, и что надо собрать все грязное белье. Она очень беспокоится, что без нее об этом забудут.

Агнесса помчалась наверх, в спальню матери, и от комнаты к комнате, от этажа к этажу весть, что тетя Эмма пришла в себя, наполнила радостью весь старый особняк.

Старейшая представительница семейства Буссарделей воцарилась в своей спальне на авеню Ван-Дейка через неделю. Последствия инсульта постепенно исчезли. Можно было надеяться, что через два-три месяца тетя Эмма станет такой же, какой она была до удара. Когда речь ее полностью восстановилась, Агнесса предложила привести сынишку. Врачи усадили тетю Эмму в кресло, велели держать больную ногу на скамеечке и посоветовали родным всячески ее развлекать. Так что первое появление Рокки в сердце вражеской цитадели было вполне оправдано.

Тем временем Агнесса исподволь приучила сына к его второму имени Рено. Возясь с мальчиком, она теперь не называла его Рокки, Ирма тоже включилась в игру и звала его только Рено, и ребенок воспринял это как один из очередных сюрпризов Парижа, где на каждом шагу его подстерегали неожиданности и открытия.

- Ту даму, которая будет звать тебя Рено, - сказала сыну Агнесса, - ты называй "бабушка". А всех других просто "тетями".

Тетя Эмма очень расчувствовалась, услышав, что ее называют бабушкой, ибо так к ней еще никто не обращался. В первое же свое посещение Агнесса, окинув взглядом мальчика, присевшего у кресла на ковре, и тетю Эмму, с восхищением наблюдавшую за ним, поняла, что партия выиграна. Старая девица Буссардель потребовала, чтобы к ней в спальню принесли игрушки двух младших детей Жанны и Симона, но когда сами дети, шести и девяти лет от роду, явились, чтобы рассмотреть получше незнакомого двоюродного братца, который пользовался такими привилегиями и которого им навязали, тетя Эмма выставила их из комнаты. Трое ребят разом - это слишком утомительно. Только Агнесса и Рено остались в ее спальне, сынишка возился с новыми игрушками, а его мать украдкой улыбалась всякий раз, когда кто-нибудь из ее невесток или кузин под предлогом навестить тетю являлся в спальню посмотреть на это проклятое, но восстановленное в своих правах дитя.

Агнесса решила не злоупотреблять первым своим успехом и привела на авеню Ван-Дейка сынишку только после повторных требований тети Эммы. Вновь назначенный опекун свел знакомство со своим подопечным; отец Агнессы напоминал служащего частной фирмы, состарившегося в трудах на ее благо и ставшего теперь главным доверенным лицом. Не скрывая недоверия, Агнесса наблюдала его первое знакомство с новым внуком, но сей почтенный старец и во время свидания и после него воздержался от высказываний и советов по поводу воспитания Рено, равно как и насчет его будущего. Семейная группа, каждый представитель которой уже повидал мальчика, также не стремилась воспользоваться своими правами участников совета. Что касается Мари Буссардель, избегавшей оставаться наедине с этим своим внуком, то ведь она вообще сторонилась всех обитателей особняка, встречалась с ними только во время обеда, делая исключение лишь для Жильберты и Манюэля - детей Симона от первого брака. Теперь, когда здоровье золовки не требовало ее постоянных забот, она проводила целые дни в спальне одна, с глазу на глаз со своим горем, и окружающие уважали ее боль.