Золотая рыбка

Нет, конечно, он не жил монахом. Молодой здоровый организм брал свое. Но все подружки Натана принадлежали к числу, поэтически выражаясь, бабочек полусвета. Красивые, изящные и вполне современные, все они превосходно знали правила игры и, щедро даря любовника своими милостями, не претендовали на место в его сердце. Когда короткий роман подходил к концу, они не устраивали истерик, вполне довольствуясь каким-нибудь роскошным колье или спортивной машиной. Не докучали Натану, пытаясь выяснять отношения, не разражались слезами, не били посуду. Они были рядом, когда у него находилось на них время, а потом снова послушно и тихо отступали в тень. Это было удобно, но тоже мало-помалу превратилось в рутину.

И все-таки эта рутина менее пугала Натана, чем однообразные семейные будни. Семья, брак — сами слова повергали его в уныние. Размеренный быт, возвращение домой с работы всегда в одно и то же время, а по пятницам на час-другой раньше обычного, торжественные семейные обеды… При одной мысли о том, что так может пройти вся жизнь, Натана бросало в дрожь. Все равно что самому затвориться в темнице, а ключи выбросить.

Оглядываясь по сторонам, он видел немало примеров семейной жизни, строящейся по другому сценарию, когда брак заключался не «по любви», а из соображений карьеры, престижа или выгоды. Обычно в таких союзах оба супруга умудрялись жить так, словно никакой свадьбы и не было вовсе. У мужа свои интересы, увлечения, работа и круг приятелей, у жены — свои. Рутины тут, пожалуй, было поменьше, зато и смысла особого тоже. Точнее, смысла в подобных браках Натан не видел вообще: ну зачем обзаводиться семьей, если это никак не влияет на твою жизнь? А если влияет, значит, ограничивает свободу, что еще хуже. Тупик.

И тупик этот вел прямиком к одиночеству. Но одиночества как раз Натан боялся куда меньше любой рутины. В детстве он настолько был лишен возможности побыть одному, остаться наедине со своими мыслями и мечтами, что с тех пор привык видеть в одиночестве не проклятие, а бесценный дар.

В общине, где прошло детство Натана, никто, даже ребенок, никогда не мог надолго остаться в одиночестве. Во-первых, элементарно не хватало места: в маленькой комнате, что служила и спальней, и гостиной, и молельней, помимо самого Натана ютились его ворчливая и вечно недовольная всем на свете бабка и двое столь же ворчливых и недовольных ее сыновей. Потом один из них женился и, быстро обзаведясь многочисленным потомством, начал жить отдельно, но лучше не стало. Все равно постоянно захаживали какие-нибудь странствующие проповедники, «святые люди», блаженненькие и прочий малоприятный люд — бабка Натана принадлежала к секте «серых праведников», одним из основных жизненных принципов которых был полный отказ от каких-либо собственных интересов и увлечений. Натана и других столь же несчастных детишек даже в школу пускать не хотели. По счастью, вмешались какие-то государственные структуры, так что учиться детям все-таки позволили.

Школа, пусть и самая бедная, открыла Натану дверь в иной мир. Правда, особенно поначалу, остальные дети часто дразнили их, одетых в латаные-перелатаные костюмчики и дырявые ботинки, «маленькими святошами». Однако крепкие кулаки рослого и сильного от природы Натана быстро доказали обидчикам: иной «святоша» отлично может постоять за себя. Так что его оставили в покое и он обрел желанное одиночество, хотя бы на время уроков. Потом мало-помалу у него появились приятели среди мальчишек из обычных семей. Поскольку район, где они жили, был, мягко говоря, не из престижных, то детей из неполных семей тоже хватало и никто не презирал «безотцовщину». Правда, у большинства ребят имелись хотя бы матери, а Натана воспитывала бабка. И еще, остальные ребята, как правило, знали о своих отцах хоть что-то: как их звали, чем те занимались.

Натан же не знал об отце ничего. Совершенно ничего. Если о матери бабка, ворча, иногда и рассказывала какие-то мелочи, то, стоило мальчику заикнуться об отце, темнела, как грозовая туча, и тотчас же находила внуку занятие по дому, притом как можно нуднее и неприятнее. Дяди же в таких случаях всегда находили повод дать ему подзатыльник. А главное — все равно никто ничего Натану не говорил. И он смирился с неизвестностью, порой цинично спрашивая себя, а знают ли они сами, кто был его отцом, или просто не хотят признаться в том, что точно так же, как он, теряются в догадках.

Но даже когда Натан ушел из семьи, а случилось это, когда ему исполнилось четырнадцать лет, он не прекратил отношений насовсем. Чувство долга заставляло его помогать бабушке материально и даже время от времени навещать. Радости эти визиты, честно говоря, не приносили никакой. Собираясь туда, Натан заранее знал, что его ждет: попреки в «отступничестве», ворчание, неодобрение любых его слов или поступков, как и стиля жизни в целом. Нет, деньги у него принимали очень даже охотно, но все они, как ни печально, шли в основном на пожертвования очередному «святому проповеднику».