Золотая рыбка в кармане, или Главный секрет новорусского капитализма

Помню, как в одной эстетически ориентированной компании мы легкомысленно спорили о том, стоило или не стоило восстанавливать храм Христа Спасителя. Как вдруг самый серьезный из нас (это был Георгий Арбатов) не выдержал: «Вы бы лучше спросили, сколько это стоило! Боже мой, какой же это должен быть откат! Его на всю столичную бюрократию хватит…"

Откат – это современный вариант средневековой десятины, правда, идет он не Церкви, но тоже очень достойным людям. Господь милостив. Откат от Кремля, надо полагать, никак не меньше, чем от ХХС. На реставрацию национальных святынь ничего не жалко.

Нет-нет, я хочу сразу оговориться. Речь не о том, что кремлевский завхоз клал что-то себе в карман. Это слишком простое допущение в стиле какого-нибудь прокурора Даниеля Дево из кантона Женева я даже не рассматриваю. Мы же ведем разговор исключительно в высоких политэкономических категориях. 14 костюмов Юрию Скуратову, купленные Пашей Бородиным на деньги Беджета Пакколи, означают, что лояльность генпрокурора президенту России покупалась на откат от иностранного подрядчика Кремля.

Можно высказать гипотезу, что в новых капиталистических условиях кремлевский управделами творчески, по-новому подошел к старой социалистической задаче окормления российского бюрократического класса. В самом деле, что в социально-экономическом смысле являли собой кремлевский паек, собирательная "авоська"? В терминах татаро-монгольского ига – "дань", "ясак". На современном арго – "откат", который советская партократия брала со всей экономической деятельности государства, образно говоря – со строительства коммунизма в отдельно взятой стране. Если можно брать откат со строительства коммунизма, то грех не взимать его с реставрации Кремля. При этом откат при строительстве капитализма, безусловно, предпочтительней: его можно получать в конвертируемой валюте.

Теория относительности безотказно действовала на протяжении всего XX века, однако в конце его на одной шестой части суши она просто потеряла голову. «Спецпаек» – высшая ценность социализма, мечта и награда каждого советского карьериста – был таковой лишь в свете лампочки Ильича. Освещение любого западного супермаркета превращало благополучных наших сограждан в нищих. История о том, как одна из первых советских туристок "за бугром", зайдя в магазин, шмякнулась оземь от невиданного изобилия, скорей всего, апокриф, "наш ответ Цурюпе". Но фактичность другой байки почти гарантирую, сам слышал под цековскими сводами. На заре перестройки один из членов ПБ (в данном случае имеется в виду политбюро, а не Паша Бородин) навестил такой супермаркет, но – стойкий боец идеологического фронта – и виду не подал, что чем-то удивлен. Наоборот, в разговоре со своим помощником потом даже похвалил классового противника: молодцы, хорошо работают, успели оперативно завезти продукты к моему визиту…

Стоило "железному занавесу" исчезнуть, и убожество не только потемкинских деревень социализма, но и тайных привилегий социализма стало очевидно. При этом как раз в первую очередь пользователям этих привилегий. Прекратилась раздача пыжиковых шапок для спецголов. Закрылась знаменитая «11-ая секция» ГУМа, где отоваривались по спецталонам командированные за рубеж, чтобы не пугать там народ нарядами от наших "Большевичек" и "Красношвей". Сталинский ампир санаториев 4-го управления вмиг потускнел на фоне комфорта куда более доступных турецких или египетских курортов. Вслух, уже не таясь и не стесняясь, заговорили об очевидном материальном превосходстве "тамошней" жизни. Когда М.С. Горбачев публично посетовал, что его президентский оклад – высшая зарплата в стране – в несколько раз уступает тому, что положено президенту США, это был финиш. Отец перестройки не сказал, что советский правящий класс имел семьдесят лет в запасе и профукал свой шанс. Он не сказал, что банкроты должны уйти с арены. Он вообще хотел объяснить публике, что его новая, только что введенная президентская должность не так дорого обходится. А невольно выразил нечто большее – комплекс неполноценности, историческую зависть советского правящего класса переходной поры: очень хочется жить как при капитализме, продолжая править при этом как при социализме.

Эту алхимическую задачу высшей сложности – сплавить для номенклатуры достоинства коммунизма и капитализма – и призван был решать ежедневно и ежечасно кремлевский управделами. В качестве магистра этой алхимии Паша Бородин получил широкое и заслуженное признание.