Золотая саламандра. История любви

…Нет там никаких туннелей со светом в конце.

Во всяком случае, мне они не попадались. И Старичок с седой бородой как-то мимо не пробегал. Кома больше напоминает компьютерную игрушку. Или давний кошмарный сон. Только в игрушке ходишь-бродишь, «плохих» из бластера мочишь, а тут нет плохих. Вообще никого нет. Никого! И тишина. Есть только ты, который ходит, чем-то занят… Чем? Воспоминания у меня самые смутные.

Там надо было сделать какой-то выбор, не помню, какой именно, но, пока не сделал, бродил по этому муторному месту, а как только совершил – очнулся. Видимо, сие предприятие надоело Седобородому Старцу, в существовании которого после этого путешествия я начал сильно сомневаться…

* * *

…Проснулся я аккурат после Нового года. Со шрамом на голове после операции и с дыхательной трубкой в горле. О эта трубка, ставшая мне другом на несколько последующих лет!

Оказалось, пока я лазил по небесам в поисках не-пойми-чего, на Земельке прошло больше месяца.

Соображал я, очнувшись, плохо. Чувствовал, что что-то непоправимо исчезло. Что-то случилось со мной. Но что, не понимал. Понял тогда лишь одно, что лица, склоняющиеся надо мной, – мои родители. И что произошло со мной нечто невыносимо плохое.

Потом до сознания дошло слово: инсульт.

Помню себя, почему-то под одной простыней, на носилках, а на улице мороз. Меня не хотят сажать в самолет. Слишком далеко, мало ли. Летим до Москвы и уже оттуда – в Сибирь, в Нижневартовск. Там я прописан, там – больница. В ней я три месяца проспал – а что еще мне было делать?

Весной наконец я оказался дома, где понял, что все теперь изменилось. Нет прошлой жизни, нет девушки, нет Питера, и многое мне предстоит учиться делать заново.

И сам я теперь – другой…

* * *

…Для начала я обнаружил, что со мной нельзя просто жить под одной крышей, за мной можно только «ухаживать». Даже когда я перестал нуждаться в памперсах, кормежке с ложечки, вновь научился кое-как ходить и стал выполнять кое-какую домашнюю работу, обо мне иначе не выражались. Конечно, странно глядеть на взрослого дядьку, внезапно ставшего дитятей и не способного толком обслужить себя. Я с ненавистью оглядываю вчера еще такое послушное и быстрое тело, ставшее безвольным куском. Правая сторона частично парализована, рука и нога отказываются слушаться.

В зеркало смотреться мне не хочется. Я больше не похож на себя. У меня почти не осталось зубов, а лицо (рожу) перекосило в сторону, как у персонажа мультфильма, которому кто-то заехал в ухо.