Я улыбнулась:
– Какое прекрасное осеннее утро. Замечательный рассказ.
– А критика?
– Мне все нравится. Осень получилась такой выпуклой, яркой, мне нравится.
– А Лето нет?
– Мне кажется, другим сестрам этого и не надо было. Ты сделала акцент на Осени и это правильно. – Я допила чай и направилась в комнату одеваться. – Уже почти двенадцать. Ну мы и сони с тобой!
– Мы бизнес леди. А им в воскресенье нужен отдых. Камеру не забудь. И включи ее еще в машине, договорились?
– Да, все сделаю, не волнуйся.
– Самое главное – быть правильной, нудной и рыдать.
На встречу в Эдвардом я пришла вовремя. Специально не хотела опаздывать, так как была уверена, что Таша этим точно грешила.
– Я так рад! – Эдвард преподнес мне букет прекрасных роз и поцеловал руку.
– Я просто не знал ваш любимые цветы. Поэтаму купил розы.
– Спасибо, розы очень красивые цветы. А моих любимых все равно сейчас нет. Мне очень нравится сирень.
Он закивал:
– Почему-та я так и думал. Вам идут эти цветы.
Он предложил мне сесть за столик.
– Нет, там накурено. – закапризничала я.
Он указал на столик у окна, но мне он тоже не понравился. У стеночки – тоже был мне не мил.
– У вас что-та случилось, я вижу.
Ну что? Актрису заказывали? Ах, давно я не плакала? Самое время пореветь. И я зарыдала, мы уселись за первый попавший столик и я стала жаловаться на свою жизнь.
– У меня целлюлит. Он у меня на всей попе, на ногах и даже тут, внизу, – и я указала на щиколотки.
Он поначалу пытался что-то возразить, но я его быстро останавливала и продолжала свои жалобы:
– Я его мажу-мажу всякими кремами антицеллюлитными, а он все есть и есть. Я и скраб купила с мятой и цитрусовыми, я купила себе большую щетку с натуральной щетиной, у меня даже есть ролик специальный! А еще я делала массаж! Баночный массаж. Знаете как это больно? Это берут гелевую банку, прислоняют ее к попе, высасывают из нее воздух и вот таким орудием елозят по заднему месту. Я так рыдала на этой процедуре. Двадцать раз ходила туда, а сегодня с утра встала у зеркала и вижу – ничего не помогло. И еще у меня появилась морщинка на переносице, и вот тут возле правого глаза тоже. – Я приблизилась к нему близко-близко, чтобы и он смог разглядеть мою мимическую морщину, – Вы же даже не представляете себе, что это значит ходить с морщинкой возле правого глаза! Вот если бы еще возле левого было – тогда полбеды. А получается, что только возле правого и мне постоянно приходится щуриться на левый, чтобы и там тоже была.
Он так меня внимательно слушал, иногда даже кивал, как будто понимал все мои проблемы, а один раз даже замотал головой, мол «Ну ты посмотри, как человек мучается!».
– А еще этот палец! – я подняла вверх свой загипсованный средний палец.
– Болит, да?
– Я бизнес леди! Я работаю в банке. Я очень важная персона, – тут я опять разрыдалась, – и хожу с этим пальцем. Мне очень неудобно. И еще многие смеются, когда видят меня в строгом костюме и с этим пальцем, – я потрясла белым гипсом у его носа.
– Но ведь это временно. Потерпить немного…
– Я хочу жить сейчас и здесь. Я не хочу жить завтра. Нет. Завтра тоже хочу, но, – я высморкалась в носовой платок, – вы меня не понимаааааете.
И опять зарыдала.
За это время официант два раза к нам подходил, но Эдвард ему махал рукой, чтоб он испарился, а сам не сводил с меня глаз. Когда все рыдательные темы я закрыла, мне пришлось искать другие жалобы на жизнь:
– А еще знаете что? Мне надоело бороться с манипуляторами, – я опять прикрыла лицо руками.
– Кто это? У Ваз на работе? – поинтересовался Эдвард.
– Вот Вы знаете, какой метод манипуляции считается самым жестким?
Он замотал головой, что не знает.