Золотая серединка

– Да, и каким же образом ты меня собираешь выключать? – тем же капризным тоном, что и раньше, спросила Таша.

– Поцелуем.

– Только не при мне, хорошо? Давайте попьем чай с пирогом и я пойду, – предложила я.

– А зачем ты вообще пришла? Думаешь, она сама бы не смогла рассказать о том, что весь этот цирк – твоя выдумка?

– А ты откуда узнал? Догадался?

– Нет, я бы до такого не дошел. Просто подумал бы про Ташу, что она сумасшедшая и отправил на воздух, как воздушный шарик, – Кирилл поставил на стол чашки и присел на стул: – а тут увидел вас в парке вдвоём и решил играть до конца.

– Мда, с шариком меня ещё никогда не сравнивали, – Таша тоже присела на табуретку.

– Я так и думала, что ты нас где-то увидел. Потому что терпеть то, что вытворяла Таша – нормальный мужчина бы не смог.

Я налила в чашки чай, отрезала всем по куску пирога и мы продолжили беседу:

– Я так и не понял, чего ты хотела добиться?

Я отмахнулась:

– Сейчас это уже не важно. Вы нашли друг друга и хорошо.

– А ты? – спросил он, и я увидела в его глазах жалость.

– А я выхожу замуж за её мужа.

Вот тут было большое удивление. Просто огромное. Мне пришлось рассказать о нашей с Ташей сделке и о том, как мы сами попали в капканы, расставленные нами же:

– Но хорошо то, что хорошо кончается, – закончила я своё выступление на арене.

– А знаешь, я так переживал за тебя. Мне казалось, что ты однолюб. – Признался Кирилл.

Я ничего не ответила. Только пожала плечами, улыбнулась и пошла в коридор.

Они оба вышли меня провожать. Кирилл молча подал пальто, а Таша шапку с шарфом. В таком же молчании я обулась и открыла двери. Они смотрели на меня и ждали, что я что-то скажу. А я не могла из себя выдавить ни звука. Я находилась в его квартире около получаса, но за это время мы ни разу не посмотрели друг другу в глаза. Каждому из нас было стыдно за то, что с нами произошло. Таше и мне – за то, что мы устроили цирк с испытаниями, Кириллу за то, что он бросил меня и так до сих пор не смог объяснить или признаться, что чувства прошли.

У меня защемило в груди, потому что я вдруг поняла, что Таша уже не приедет в свою квартиру, а останется жить тут, с Кириллом. С моим Кириллом. Да, ещё пока с моим…

Я не стала дожидаться лифта и пошла пешком.

Вышла из подъезда, прыгнула в свой автомобиль и дала волю слезам. Я сама не могла понять, почему я плачу? Ведь я чётко понимала, что не люблю его. Что уже не люблю его. Отчего же тогда слёзы лились рекой, а душу выворачивало наизнанку?

Уже потом, дома, укутавшись мохнатым пледом и отхлебывая из любимой чашки зелёный чай, я поняла, что плакала по прошлому, по тому доброму и хорошему прошлому, где я была счастлива, любима и любила. И ещё потому, что понимала, что Кирилл всё равно останется в моём сердце. Я не умею вычёркивать людей из своей жизни. Да, некоторые это делают легко и просто – раз, и даже шрама, даже маленькой белой полоски не остаётся. А я не могу. Я не могу назвать человека чужим, когда он столько лет был мне родным. Я не смогу вычеркнуть его и сделать вид, что не знаю. Он навсегда останется в моём сердце.

Я допила чай, отключила телевизор и спросила у себя:

– Чего бы тебе сейчас хотелось больше всего?

Вариантов ответов самой себе было много. От простого: «Позвонить Эдварду?» до глупого: «Позвонить Таше с Кириллом и пожелать им спокойной ночи?». Но все эти ответы были отрицательными. А положительным был только один – Я хочу к маме с папой.

Я сразу же набрала родителей и когда мама подняла трубку спросила:

– Мне сейчас так плохо. Можно я к вам приеду?

Мне ничего не ответили, я только услышала всхлипывание. Хотя, может мне показалось?

Глава двадцать вторая

Просыпаться в родном доме – это счастье. А просыпаться в родном доме, когда тебе сто-пятьдесят лет – это не просто большое счастье, а огромное.

Я вчера пришла в этот дом как побитая кошка и долго плакала и задавала вопрос «почему». Мне было очень стыдно, но я опускала голову и всё плакала и спрашивала. А мама подходила, поднимала мой подбородок, смотрела мне в глаза и говорила:

– Всё это глупости! Он тебя не достоин. Ты самая лучшая!

А папа подходил с другой стороны, обнимал меня за плечи и тихо в ушко шептал:

– Ничего нет невозможного. Если ты сильно захочешь, ты всего добьёшься. И сможешь его вернуть.

Мама, конечно же, слышала папины слова, и они начинали спор, где всё равно у обоих родителей ключевой фразой было: «Я хочу, чтобы она была счастлива!»

И пока они спорили о том, насколько я должна быть счастлива и с кем, доступ к моему телу был открыт для Андрея и Насти, которые живут в соседней квартире, но которых Зина подняла с постели. Брат стоял в пижаме, рычал и спрашивал:

– Хочешь, я убью урода?

А Настя, прикрывшись байковым халатом в желтый цветочек, прыгала возле меня и пищала как комар (она, оказывается совсем крошечная без каблуков, ниже меня на две головы):

– Они все козлы, не обращай на них внимание.

На неё, как шмель, нападал брат и жужжал:

– Как ты смеешь такое говорить, я же тоже мужчина, и что, я тоже урод?

Она его успокаивала: