Золотая сеть

Хуже всего то, что в подобных обстоятельствах всегда ощущаешь свою беспомощность, подумалось графу. Человеку хочется сделать что-то, а сделать-то он как раз ничего и не может. Это чувство угнетало лорда Эмберли. Он прекрасно понимал, что его присутствие в доме погибшего излишне, никто там в нем особо не нуждается. Да, люди оценили его приезд. Но не нуждались в нем, нет. Они просто не в состоянии вести себя естественно в его присутствии. И потому он уехал, чтобы не создавать излишней напряженности — людям и без того плохо.

Но ему было одиноко. Впервые в жизни ему понадобился кто-то, с кем он мог бы разделить свое смятение. Он хотел, чтобы рядом с ним оказалась Алекс.

Он сам удивился, поймав себя на этой мысли. Но это правда. Он хотел побыть с ней так же, как сегодня утром — посидеть тихо, без разговоров, просто знать, что она рядом и разделяет его настроение. И еще он испытывал те же чувства, что и накануне. Он хотел заняться с ней любовью.

Внезапно он пожалел, что не подошел к ней, когда вернулся домой из деревни. Он мог бы поговорить с Алекс, взять ее с собой. Может, ему даже и не пришлось бы тащиться в хижину, если бы он просто погулял с ней, как утром, или посидел в каком-нибудь укромном местечке, в оранжерее например. Она ждала в холле, когда они с Домиником вернулись. Перекинулся ли он с ней хоть парой слов? Лорд Эмберли был не в состоянии припомнить это.

Он вздохнул и сел. Хорошо, конечно, мечтать о любви, размышлять об идеальном браке. Но ничего не получится, если он всякий раз будет залезать в свою раковину. Любовь не просто слово и не абстрактное чувство. Это труд длиною в жизнь.

Того утра на берегу моря будто и не существовало. Лорд Эмберли и Александра снова почувствовали напряжение в отношениях, которое, как они оба надеялись, немного спало.

Александра не то чтобы полностью замкнулась в себе, но никак не могла избавиться от чувства вины, которое грызло ее со дня смерти Джоуэла Петерсона. Согласись она принять предложение жениха и поехать в деревню, он оказался бы на месте, когда раненого принесли домой. Смерти, конечно же, в любом случае избежать не удалось бы, но по крайней мере лорда Эмберли не терзало бы чувство, что он забросил свои прямые обязанности — играл в прогульщика, как он сам пошутил там, на берегу.

Алекс знала, что он глубоко сожалеет о гибели мистера Петерсона и сочувствует его семье, но граф не говорил об этом. Он словно спрятался в раковину. Ее как будто наказали, и по сравнению с этим наказания отца выглядели детской забавой. С ней обошлись как с человеком, который не принял жизнь лорда Эмберли всерьез и которого больше никогда не допустят в сокрытый от любопытных глаз духовный мир.

Когда на следующее утро лорд Эмберли с матерью собрались в деревню, они ужасно удивились тому, что Александра тоже намерена ехать.

— Вам вовсе не обязательно делать это, Алекс, честное слово, — заверил девушку лорд Эмберли, сжав ее ладонь обеими руками. — Подобные визиты доставляют немало страданий, даже когда ты обязан исполнить свой долг. Но это не ваш долг.

Его слова больно ранили. Кто она для него? Простое украшение? Она могла бы воспользоваться моментом и постараться объяснить, что должна стать частью его жизни, иначе все теряет смысл. Но Александра просто посмотрела на руки графа, сжимавшие ее пальцы, и распрямила плечи.

— Мне хотелось бы выразить свое соболезнование вдове погибшего. — Александра не хотела, чтобы в голосе ее зазвенели льдинки, но так уж вышло.

— Прекрасная идея, Александра, — поддержала ее леди Эмберли. — Деревенские жители не забудут этого, они начнут уважать тебя так же, как уважают Эдмунда.

За два последующих дня отношения между ними нисколько не улучшились. В воскресенье они ходили в церковь со всеми остальными родственниками и сидели рядышком на скамье лорда Эмберли. После мессы они вместе приветствовали своих друзей, и Александру познакомили с теми, кого она еще не знала. После обеда они ездили на чай к Каррингтонам. На следующий день она пошла на похороны вместе с лордом Эмберли и другими домашними, и снова она сама настояла на этом, невзирая на мягкие, но настойчивые намеки будущего супруга, что это совершенно не обязательно.

Но душевной близости между ними больше не возникло. И это волновало лорда Эмберли ничуть не меньше, чем Александру. Ему хотелось загладить свой промах в день смерти Джоуэла, поговорить с Александрой, разрушить возникший между ними барьер, пустить ее в свой внутренний мир. Но он не мог до нее достучаться. Нельзя сказать, что она была настроена враждебно, дулась на него или молчала. Но она снова отдалилась, словно была от него за тридевять земель. Он даже начал задаваться вопросом: а не выдумал ли он тот день на холме и утро на берегу?