Золотая шпора, или путь Мариуса

Но вернемся в Дару. Минуло десять дней с той ночи, как была убита воровка Чара. Уго на базарной площади не появился. Прошли все мыслимые и немыслимые сроки. И Мариус, скрепя сердце, согласился отправиться дальше без Уго. Расмус торжествовал, причем открыто. Барбадильо запряг своего конька в кибитку — и, тарахтя по булыжным улицам Дары, экипаж взял курс на юг.

А точнее — на юго-восток. Еще конкретнее — к городку Метрио, припавшему к чистым водам озера Рульди — одного из пяти Зеркальных Озер. Чем так привлек Метрио наших героев? Отнюдь не город сам по себе. Просто они хотели добраться до высоченной часовой башни у въезда в Метрио.

Приближалось время действия седьмой загадки головоломки Ордена Пик. Мариус твердил ее про себя, не уставая: "Гигантские стрелки сойдутся на цифре, солнце завидя". Мариус с Расмусом долго совещались и пришли к очевидному выводу, что речь идет о часах. Причем, если о стрелках сказано, что они «гигантские», то и часы должны иметь соответственный масштаб.

— Тут где-нибудь поблизости большие часы есть? Очень большие? — осторожно спросил Мариус у Барбадильо.

Отставной шут Андреаса Плешивого поморщился, при этом левая его щека подернулась мелкой рябью, а правая осталась совершенно неподвижной и гладкой.

— Сдается мне, ребята, что до Великого Клада вам никакого дела нет! — усмехнулся он. И рассказал о башне в Метрио, часы на которой поражают размерами, а стрелки — в два человеческих роста длиной. После этого путь кибитке Барбадильо был один — на юго-восток.

Эта ничем особо не примечательная фура имела целый комплекс явных достоинств. И к ночи все плюсы соединились, образовав в сумме то, что более всего ценит путник — уют. Нехитрый, но поистине живительный комфорт. Мариус и Расмус блаженствовали под непроницаемой полотняной кровлей, а снаружи желчно барабанил шумный, но бессильный июльский дождь. Расмус возлежал на свертке креп-жоржета. Мариус предпочел более консервативный, но основательный репс. Барбадильо, лучше знавший жизнь, удобно устроился на байковом тюке. Невостребованными остались поплин рябой, серпянка скромная, муар слащавый, нансук чахлый… И прочее, и прочее. Проницательный читатель, наверное, уже догадался, что Барбадильо торговал тканями. Его кибитка, как энциклопедия на колесах, содержала понемножку всего, что требовала жизнь от всемогущей галантереи. Мариусу и Расмусу в знак особого расположения и как землякам Барбадильо позволил развалиться на товаре, стоящем немалые деньги.

Сами понимаете, ехать было мягко.

Полотно, покрывшее кибитку, называлось «брезан» и противостояло проливному дождю так же легко, как опытный фехтовальщик — пятнадцатилетнему юнцу, у которого и секретных приемов-то никаких нет. Мариус вспомнил мокрую ночь в Угольном Лесу, которую они с Расмусом провели в дупле, а Уго — под сомнительным покровительством дубовой кроны. Где-то рыщет сейчас друг Уго? Мариус не мог допустить, что такой человек исчез бесследно. Не того кроя человек. Насчет себя Мариус мог допустить, что исчезнет бесследно. Он — песчинка в мировом урагане. Уго — не песчинка. Мариус был уверен, что Уго — из тех, кто управляет ураганом.

Ночью Мариусу после долгого перерыва явился Кот, но ничего приятного не сообщил. По обыкновению глумливо ухмыляясь в усы, он пропищал: "Последнее предупрежде-ение! Планеты отворачиваются. Шпора еще два раза помогла. Тот и Вокс на тебя уже не смо-отрят. Три планеты всего остались на страже. Жизнь в опа-асности!" Мариус проснулся с холодком в сердце и с досадой на несправедливость ситуации: шпора, никого не спросившись, помогает, чтобы потом потребовать долг, которого вернуть невозможно. Но мысль Мариуса тотчас же пошла в другом направлении. Внутри, где-то под диафрагмой, кто-то пошевелился, прокашлялся и сказал: "Ведь сам не знаешь, что творишь. Не заставляй шпору работать на себя. Избегай ситуаций, когда она может прийти на помощь". И Мариус дал себе слово не обострять ситуации. Ему совсем не нравилась роль убийцы, для которого прирезать беззащитного — что семечку разгрызть. Его память хранила всех тех, кто пал от его руки — начиная с капитана Граппса и кончая хранителем реликвий из города Торриче. Эти жертвы поодиночке или скопом приходили в самый неподходящий момент — когда Мариусу становилось совсем паршиво. Они издевались над ним, обязуясь не покинуть своего убийцу до скончания дней. Спастись от этого Мариус не мог никакими молитвами. Он понимал, что виновен, но и невиновность свою ясно видел. Он точно знал, что убивал не сам, убивал Тот, Кто Сидит Внутри. Но, скорее всего, господь Рагула на своей Большой Раздаче этого не учтет. Как найти выход из неразрешимой ситуации, как отвадить покойничков, Мариус не знал. А посоветоваться было не с кем. Расмус в таких делах советчик никудышний. А Уго пропал.