Золотая шпора, или путь Мариуса

Убедившись, что стал невидимым для стражи, Уго уложил мандрагору на камень и в каких-то полминуты своими кандалами растер ее в серый порошок, который собрал в неприметную кучку.

— Белены бы сюда… Ладно. Будем ждать, — шепнул он.

Вскоре стемнело настолько, что страже пришлось зажечь светильник, укрепленный на стене. Тут же им принесли ужин — и, отложив свою пику, служивые принялись за еду. Чавкающие и сосущие звуки заполнили подвал.

Пленникам не принесли ничего. Это был плохой знак. Он ясно говорил о том, что Митра не ограничится одной жертвой. Пленники не питались уже более суток. Голод крепко держал каждого из них за желудок.

"Ну, погодите, собаки!" — со злостью подумал Уго.

— Приготовьтесь! — шепнул он товарищам. Затем, скрючившись, упал с каменной скамьи, и застонал, извиваясь в конвульсиях. Поперхнувшись стражи как по команде повернули рыла в его сторону. Уго царапал ногтями пол. Его тело сотрясали приступы безрезультатной рвоты. Все выглядело настолько натурально, что даже Мариус поверил. Стражи обменялись короткими замечаниями. Затем, подхватив Уго под руки, поволокли к выходу. Уго бессильно повис на их мощных плечах, усердно конвульсируя.

Лишь только эта троица вышла, в помещение вошел один из наружных караульных. Но нескольких секунд, пока в камере не было стражников, Мариусу хватило вполне. Он подскочил к столу и всыпал в остатки еды и питья порошок мандрагоры. Когда в камеру вошел наружник, он застал обоих пленников в максимально смиренных позах в самом дальнем от двери углу.

Чуть погодя вернулся один из внутренних стражей — косой, с висячей бородавкой. Усевшись за стол, он рявкнул на пленников и продолжил прием пищи. Наружник плюнул в их угол (не доплюнул, однако) и вышел. Лишь только закончилось чавканье и сопенье, как распахнулась дверь. Появился второй страж — толстогубый, с мощными надбровными дугами. Он волок Уго и, переступив порог, грубо швырнул несчастного грамотея все в тот же угол. Уго загремел костями и завыл. Судя по свежим ссадинам, в чувство его приводили весьма радикально.

Получилось немного не так, как задумывалось. По плану Уго, охранники должны были принять пищу, уснащенную мандрагорой, одновременно. Но что получилось, то получилось.

Результаты последовали минут через двадцать. Косой охранник схватился за горло, пытаясь вздохнуть, захрипел, свалился и затих. Насмерть перепуганный толстогубый бросился к товарищу и стал теребить уже бездыханное тело. Жизни в упавшем осталось не больше, чем в железной чушке.

— Пошел! — скомандовал Уго Расмусу. Собрав все силы, Расмус ринулся к толстогубому и молниеносно перетянул его шею своей цепью. Толстогубый схватился за цепь, пытаясь ослабить эту стальную удавку. Но одолеть Расмуса, даже изможденного голодом, в тот момент вряд ли смог бы кто-то из смертных. Он понимал, что должен убить быстро и бесшумно. От этого зависела его жизнь. И он, как всегда, выполнил задачу наилучшим образом. Захрипев, толстогубый обмяк. Расмус развел руки — страж мешком рухнул на пол.

Теперь следовало очень осторожно освободиться от цепей. К счастью, имелась пика, захваченная в борьбе. Расмус ловко и почти неслышно разомкнул звенья. На запястьях и щиколотках пленников остались лишь железные «браслеты». Ноги и руки, избавленные от оков, пели и требовали работы. Однако пока они получили только половину свободы.

После трапезы тюремщиков на столе оставались объедки. Мариус хорошо помнил, какие из продуктов он посыпал мандрагорой. Хлеб отравлен не был. И пленники набросились на хлеб, уничтожив его в мгновение ока.

Когда последняя крошка исчезла в чьем-то рту, Уго схватил железную миску и с силой швырнул ее в стену. Раздался грохот, который, как Уго и ожидал, привлек внимание наружного караула. Из-за дверей послышался вопрос на птичьем языке. Пленники его не поняли и поэтому промолчали. Тогда дверь заскрипела, и в щель просунулась голова караульного. Лучше бы ему никогда никуда не просовываться! Расмус что есть силы ударил пикой в лицо караульного. Из головы степняка брызнула кровь, он упал, издав детский всхлип.

На волю! Уго распахнул дверь и выскочил из полуподвальчика, готовясь поразить врага ножом, позаимствованным у косого. Затем на свежий воздух вырвался Мариус, вооруженный табуретом. Тяжелый арьергард составлял Расмус с пикой.

Под звездным небом все было тихо. В синей темени чернел силуэт главного храма Кабы.

— Теперь нам туда, — указал Уго на храм.

— За каким дьяволом? — изумился Расмус.

— Шпора, — напомнил Уго.

— Что "шпора"? — передразнил его Расмус. — Где ты ее искать собрался? Ты знаешь, куда они ее сунули? Бежать надо, а не по храмам шарить!

— Хорошо. А как ты убежишь?

— На лошадях, — ответил Расмус, трясясь как в лихорадке. Он чувствовал, что с каждой секундой шансы на спасение тают.

— А ты знаешь, где держат лошадей?

Расмус не знал. Просто он думал, что лошадей найти легче, чем шпору. Но промолчал. Все-таки стыдно создавать впечатление, что ты слишком заботишься о своей шкуре.