Золотая шпора, или путь Мариуса

Бахар с трудом кивнул. Повязка на рту фиксировала его голову в крайне неудобном положении.

Нам нужен сапфир. Если мы его не получим, ты очень быстро увидишься со своим любимым богом, — и по знаку Уго Расмус продемонстрировал трофейный нож, размеры которого служили наилучшим аргументом. Ужас в глазах Бахара стал беспредельным. Он замычал, пытаясь двигать руками и ногами.

— Учти: попробуешь кричать — тут тебе и конец, — предупредил Уго и развязал рот Бахару.

Отплевавшись, жрец произнес срывающимся голосом:

— Ты понимаешь, нечестивец, что мне конец и в том случае, если я отдам вам сапфир?

— Дело твое, — усмехнулся Уго. — Выбирай, какой конец тебе больше подходит.

— Друг Уго, — вдруг подал голос Расмус. — Зачем нам этот сраный сапфир? Что нам нужно — так это резвые кони, оружие и запас еды. Пусть даст нам это — и катится к чертовой матери.

"Верно, разрази меня Ток!" — подумал Уго. Чудесный сапфир так околдовал его, что о более прагматичных путях к цели он как-то и не подумал. Нет, с этой страстью ко всяким загадочным предметам пора заканчивать! Тайны, талисманы, секретные рукописи… Надо быть отрешенным, как учил отец Клемм. В жизни пристрастия как минимум бесполезны, а чаще — вредны.

А предложение Расмуса проще и куда эффективнее.

— Правда твоя! — сказал Уго и, обернувшись к Бахару, поинтересовался: — Слыхал, святой отец? Задача меняется. Но это не все. Друг Расмус забыл добавить, что ты нам вернешь наши вещи. Все, которые вы у нас отобрали.

— Их здесь нет, — сказал Бахар и, облизнувшись, добавил: — Сейчас их взять нельзя. Только утром.

Нож уперся в горло Куршу. Это само по себе было убедительно. А взгляд Расмуса служил хорошим дополнением.

— Ты вернешь все сейчас же, — ласково сказал Уго.

Бахар не стал спорить. В конце концов, расчет Уго оказался верен. Этот святоша был слишком откормленным баранчиком, чтобы сохранить в своей душе понятие о самопожертвовании. Когда долго занимаешь высокий духовный пост, собственная шкура в списке приоритетов прочно выходит на первое место. Смерть не испугала бы большинство черных, коричневых и даже желтых халатов. Ради бога Митры любой из жрецов рангом пониже принял бы ее с радостью. Уго представлял себе, насколько строг отсев, пополняющий ряды священнослужителей Кабы. Сюда наверняка попадали лишь самые крепкие в вере. А вера степняков, по суждению путешественников — неслыханно фанатична. Бахар же, как любой нормальный первосвященник, принял сан, потому что успешно переболел фанатизмом. Иначе просто не бывает. Фанатик в роли наместника божьего — такая же аномалия, как трезвенник в армии. Постоянное прямое общение с богом очень способствует трезвомыслию.

Шпору, красный камень, плащ, шпагу и пистолеты Бахар нашел, не выходя из храма. Все вещи, отнятые у пленников, хранились в большом ларе у очага, близ которого все так же недвижимо отдыхали двое прибитых старцев.

— Слушай, ты их не того? — засомневался Уго.

Расмус склонился к старцам, прислушался.

— Дышат! — вынес он диагноз.

Плачевный вид подчиненных произвел должное впечатление на Курш Бахара. Он приосанился и максимально внимательно выслушал план дальнейших действий.

— Теперь — еда, заряды для пистолетов. И лошади. Когда выйдем из храма, не дергайся. Друг Расмус у нас скор на расправу. Поверь, он успеет сделать все, что нужно.

И Бахар не дергался. Тут же, в храме, он прихватил связку ключей, и затем вся компания спустилась по ступенькам вниз, на обширный регистан, который терялся в кромешной тьме. Уго, шедший впереди, тормознулся у помоста, на котором был воздвигнут идол.

— "Идол скажет слово, когда повернешь его", — процитировал он. — Помнишь, друг Мариус?

— Этот? — Мариус указал на верх и, получив утвердительный ответ, полез на помост.

Расмус подумал, что они явно превышают допустимую степень риска.

Но на сей раз не стал развивать идею, а жестко себя одернул и сосредоточился на Бахаре, которого ни на секунду нельзя было выпускать из-под опеки.

Мариус спустился, разочарованный. Идол не желал поворачиваться.

— А ну-ка, отец, расскажи нам, как это делается? — Расмус усилил давление ножа.

— Нет. Хоть убейте, не могу, — простонал Курш Бахар.

— Я убью. Обещаю: я тебя точно убью, кактус бритый, — угрожающе прошипел Расмус, которому осточертели увертки жреца. — И пикнуть не успеешь, собака!

С опаской глянув на Расмуса, Курш предложил компромисс: поднимаются на помост все вместе, и сам жрец поворачивает своего драгоценного идола. Так и сделали. Курш совершил с правой рукой истукана быструю манипуляцию — и тот отъехал в сторону, а под ним открылся подземный ход.

— Ух ты! — присвистнул Расмус. — И что это за нора?

— Там — главное хранилище Кабы, — плачущим голосом сознался Курш после некоторого колебания.

— А кроме хранилища?

— Ничего. Да не лгу я!

— Ну-ка, открой, — вступил в разговор Уго.

Курш Бахар потоптался на месте — и люк вдруг открылся сам собой.

Тотчас Мариус легко вскрикнул.

— Тихо, чума! — схватил его за руку Расмус.

— Вижу! — прошептал Мариус.