Золотая шпора, или путь Мариуса

Мариус не возражал. Хотелось прояснить ситуацию. Выиграл он или проиграл? Если проиграл — что будет дальше? Почему-то Мариусу казалось, что Барбадильо знает ответы на все вопросы. — Дружище Мариус, положение твое сложное, но не безнадежное, — успокоительно сказал Барбадильо. — Состязание ты, однако, проиграл.

"Презренные твари, — подумал Мариус, — не имеющие никакого понятия о справедливости!"

— Тебе предстоит бой на палках, — продолжал Барбадильо. — Завтра утром. Но, учитывая твое состояние, поединок решено отложить на сутки. Мерданы идут на серьезную уступку, ведь по правилам, если ты в назначенный час не можешь выйти на бой, считается, что ты проиграл. И никого не волнует причина твоего отсутствия.

Мариус саркастически хмыкнул. Хороша уступка! Брови Барбадильо недовольно изогнулись.

— Тебе следовало быть благодарным. Такие поблажки делаются в исключительных случаях. Обычному мердану давно бы засчитали поражение.

— А я и не просил, чтобы меня принимали в мерданы! — огрызнулся Мариус.

— Давай прекратим эту бесполезную дискуссию, — отрезал Барбадильо.

Давай, подумал Мариус.

— Я попробую освободить тебя от испытания. Слава Богу, у меня для этого достаточно власти, — не без самодовольства заметил Барбадильо.

— А ты кто здесь? — спросил Мариус.

— Я — их Светлый Пророк! — заявил Барбадильо, да так серьезно и значительно, что Мариус с трудом удержался от смеха.

Даже в полумраке кривобокого помещения он заметил, как подтянулся юный Симон.

— Ты удивлен? Я понимаю, — сказал Барбадильо, неожиданно переходя на всеобщий язык. Мариус вздрогнул. Повеяло тайной. — Будем говорить на всеобщем, поскольку кое-что им, — кивок в сторону Симона, — знать не полагается.

Так-так, подумал Мариус. В Пустыне Гномов шут Барбадильо действительно стал смахивать на сверхчеловека! Голос его зазвучал тверже и резче. Лицо, известное своей неудержимой пластикой, почти окаменело. Мариус все не мог понять, кого Барбадильо теперь ему напоминает, как вдруг сообразил: деревянного идола в Кабе! Того, с решительной мордой! Мариус взглянул на Симона. Стоит чуть живой, и даже, ей-Богу, трепещет. Ай да Барбадильо!

— Историю мою ты знаешь, — величественно продолжал пророк. — Но я не стал тогда, в Даре, рассказывать ее до конца. Мог ли я подумать, что доведется встретиться еще? Мог ли поверить, что вы сможете пересечь страну Джанг? Как, кстати, вам это удалось?

Мариус рассказал, как они изображали немых паломников.

— Полагаю, это идея вашего приятеля — как его там? Уго? Правильно? — Барбадильо поцокал языком. — Толково. Голова-то у парня работает, как надо.

Сейчас-то у парня голова как раз совсем не в порядке, подумал Мариус.

— Свою историю я тебе расскажу чуть позже, — пообещал Барбадильо и увидев, что Мариус равнодушно кивнул головой, добавил: — Ну, если тебе так интересно, могу и сейчас. Попал сюда я пять лет назад. Ну, а чтобы они меня приняли, как родного, и не устраивали всяких дурацких испытаний, я назвался их Светлым Пророком. Вот с тех пор и живу среди них. Они меня уважают, а кое-кто даже любит. Некоторые — боятся. Ты хочешь знать, зачем мне понадобилось жить среди мерданов?

Ничего такого Мариус не хотел, но из вежливости промолчал.

— Этого я тебе открыть не могу.

Мариус закрыл глаза. Признаться, Барбадильо ему порядком надоел со своими секретами. Ничего сейчас Мариус не хотел, кроме хорошего отдыха. Голос Барбадильо удалялся, слабел. Вдруг Мариус подумал о двенадцатой загадке головоломки. Дьявол! Главное — вовремя вспомнить. Правильно, Любовник?

— Если Светлый пообещал, что выручит тебя, значит, исполнит. Не припомню, чтобы он чего-то не смог, — сказал Симон, когда Мариус проснулся.

Посмотрим, подумал Мариус. Я-то не против. Но кое-кто станет возражать. Я даже знаю, кто.

Возражающих оказалось достаточно. Возглавил эту группу протеста достопочтенный Губерт, которому ассистировал мордатый арбитр. Оказалось, что он имеет имя. Да какое — Альфред! Одно из красивейших древних ренских имен, которое этому мумитроллю шло, как корове — сережки. У него было лицо человека, которого кровно обидели, которому не дали довести до логического завершения историческое соревнование, которого в разгар страсти сорвали с жены, а жену продали в рабство.

С Губертом обстояло посложнее. Мариус уже знал от Симона, что этот побитый оспой и судьбой мужичонка играет здесь приблизительно ту же роль, что и староста Ури Боксерман в Черных Холмах. В отсутствие Светлого этот самый Губерт управляет жизнью поселка на правах помазанника Божьего. Приезд Светлого всегда отодвигает его на зады большой политики. С этим он вынужден мириться — авторитет Пророка среди мерданов крепок, как вера в чудо. Но Губерт, неказист и невзрачен, обладает изворотливостью угря и ядовитостью скорпиона. Его вредная и мстительная натура искала лишь случая — причем такого, чтобы потеснить Светлого без риска для собственной карьеры. И вот, судя по всему, Губерту показалось, что случай представился.