Золотая шпора, или путь Мариуса

"А вот это провал!" — подумал Уго. И ведь все шло так хорошо! Уго вспомнил, как они с Эльзой, устав друг от друга, дожидались возвращения домой капитана, как верная жена встретила мужа тягучим поцелуем, как, ластясь, попросила провести в покои герцога Тилли бродячего астролога. Зачем? В покоях имеются тайные шифры, по которым предсказывается удача или неудача любых начинаний — а нам с тобой, милый, так нужна удача, чтобы Бог послал нам ребенка, ведь до сих пор, увы… Граппс дал уговорить себя легко. По всему было видно, что жена имеет на него сильнейшее влияние. Господи, да кто такой капитан Граппс, чтобы сопротивляться вековечному женскому могуществу, если даже сам Просперо признал на склоне лет: "Женщины правят даже теми, кто правит миром".

Уго вспомнил комнату капитана с двумя претенциозно скрещенными шпагами, подвешенными на гобелене с батальной сценой. Над шпагами — медная пластина с гравированной цитатой из словоблуда Рихарда Болта: "Твори то, что тебе диктует мужская доблесть, и не ищи одобрения своих подвигов. Тому, кто следует своим законам, суждена благородная жизнь и благородная смерть".

"Боже мой!" — подумал Уго. Неужели в голове лихого карьериста повернулся этот рычажок? Неужели мужская доблесть диктует ему задержать подозрительных незнакомцев, весьма похожих на черных колдунов? Ну, а как же любовь к жене? Безусловно, этот дурак ее обожает. Как же он может не выполнить ее просьбу? Значит, не так однопланов служивый, как кажется. Видимо, урезонивает себя тем, что, избавляя драгоценную Эльзу от злоумышленников, действует ей же во благо, ограждает от дальнейших опасных заблуждений и неприятностей.

Невозможно понять логику твердолобого капитана Граппса, как невозможно объяснить мышление мартовского зайца. И то, и другое не поддается анализу. При всей своей примитивности логика профессионального военного — это что-то внерациональное. Одно ясно: в Тайной канцелярии с двух злоумышленников шкуру спустят, но узнают, с какой целью проникли они в отель его светлости. При всей своей фантазии Уго не мог сейчас придумать даже намека на оправдательную версию. Разве с добрыми намерениями тайком пробираются? Да тут плахой попахивает. А запах плахи отвратителен, как руки брадобрея. В этом Уго готов был поверить знаменитому диджанскому поэту.

Вдруг дикая мысль посетила Уго. Не сама ли Эльза вдохновила муженька на это дело? Может, из мести, может, по другим причинам. Вот было бы здорово! Нет, что ты, осадил себя Уго. Женщина, конечно, способна на всякое. Но Эльза? А почему, собственно, и нет? Все бабы одним миром мазаны. В их головах возможен любой поворот, потому что мысли у них — побочный продукт гормональной деятельности. И все же — Эльза? Нет, не верю, решительно сказал себе Уго и перестал думать на эту тему.

Арестованные с конвоем двигались по аллее, вниз по склону холма, к воротам в ограде. Аллею обрамляли шеренги высоченных пирамидальных тополей. Впереди шел черно-лиловый страж со шпагой наголо. За ним, бок о бок — арестанты. Замыкал процессию второй страж. Капитан Граппс контролировал шествие сбоку. Параллельно офицеру скользил черный кот с белым пятном на груди. Он был огромен и явно что-то замышлял.

Все чинно-благородно. И вдруг — шум, треск, стук. Обернувшись, Уго и Мариус видят невероятную картину: на земле бьется в судорогах окровавленный задний конвоир, с его тела быстро поднимается Расмус. Он возносится над поверженным противником — мощные прямые плечи, неимоверно длинные ноги, непобедимый, как античный герой Дуракл. Никто не успевает и глазом моргнуть, как Расмус ударом ноги выбивает из рук переднего стража нерешительно поникшую шпагу. И тут же, согнув ногу в колене, подержав ее на весу менее секунды для набора амплитуды, огромной своей ступней поражает противника в челюсть.

Черно-лиловый рухнул, даже «мама» не успев сказать. Но это был еще неконец. Уго краем глаза успел заметить, как блеснул клинок сбоку. Это мог быть только капитан Граппс, которому Расмус в пылу схватки показал спину.

Уго только собирался реагировать, как блеснул другой клинок. Капитан Граппс свалился на дорожку, подкрашивая своей кровью желтый песок. Из его бока торчала шпага заднего конвоира. Капитан хрипел, выплевывая розовую пену. Клинок, скорее всего, прошел сквозь легкое. На эту картину завороженно смотрел Мариус, чья расторопность и спасла жизнь Расмусу. Можно проиграть любое сражение, кроме последнего, говорят на Острове Зеленого Дракона. Капитан Граппс, похоже, свое последнее сражение проиграл.

Обернувшись, Расмус осмотрел поле битвы и, задыхаясь, выпалил:

— Ходу!

Воссоединившаяся троица бросилась вперед. Петляя, Расмус держал курс куда-то в сторону от аллеи. Вот и ограда. А в ограде (что значит — солдатский опыт!) могучей рукой Расмуса отогнут один из прутьев.