После того, как Сидорова выпнули с завода, у него появилось много свободного времени, и он стал много думать. Даже когда он устроился ночным сторожем в детский сад, он не перестал много думать, потому что сторожу особенно-то мозгой шевелить не надо, отвлекаться не на что. Сидоров просто менял свое месторасположение и думал, лежа не дома на диване, а лежа в детсаду на провисшей раскладушке. Поначалу он часто думал о том, как несправедливо с ним обошлись, уволив без оглашения какого-либо маломальского благодарственного слова перед цеховым коллективом, без обыкновенного «спасибо». Он вспоминал, как его вызвали в отдел кадров, и незнакомый мужик (прежнего главного кадровика новые хозяева выставили за ворота одним из первых) будничным тоном, словно о чем-то пустяшном, сообщил, что Сидоров уволен в связи с сокращением штатов и ему следует взять обходной лист в соседнем кабинете. Потерявший дар речи, Сидоров встал и, глупо улыбаясь, обреченно пошел, словно на расстрел. А зря, теперь думал Сидоров. Надо было в ответ презрительно усмехнуться, смачно плюнуть на пол и растереть. Нет, надо было спокойно подняться со стула, с размаху пнуть этот стул и неторопливо удалиться. Чтобы запомнили, гады, рабочего человека Толю Сидорова. Так, на разные лады он проигрывал унизительный, обидный момент в его жизни, и ему становилось легче. Однако, когда племянник-баламут открыл в нем удивительный, необъяснимый дар, с помощью которого, оказывается, можно зарабатывать неплохие деньги, ход мыслей Сидорова постепенно изменил направление. Теперь он думал с сожалением о напрасно потраченном времени. Он обнаруживал в себе лютую неприязнь к заводу, к его полутемным цехам, к привычному запаху горелого металла, к опостылевшему станку-кормильцу, и признавался, что работал много лет сверловщиком лишь только потому, что это получалось у него лучше всего остального и деваться ему было некуда, а на самом деле он всю жизнь мечтал иметь много денег и ничего не делать. Вернее, делать то, что нравится, и не делать то, что не нравится, и при этом не заботиться о хлебе насущном. Заветная мечта казалась близкой. Он ловил себя на том, что ему нравится писать портреты. Каждый раз, завершая рисунок, он испытывал непонятную радость. Как у него получаются портреты, он не понимал.
Однажды Сидоров ладил полочки в домашней кладовке, карандашом размечая доски, чтобы правильно отпилить. Маруся, водрузив на нос очки, замерла перед телевизором, отслеживая очередную многосерийную тягомотину. Сидоров подумал, почему бы ему не нарисовать Марусю карандашом. Почему-то племянника совершенно не интересовало, умеет ли Сидоров рисовать, как умеют рисовать другие нормальные люди. А вдруг у него талант обыкновенного великого художника? Если он умеет рисовать противоестественным образом, то почему бы ему не попробовать естественным? Он взял кусок обоев, хранившийся в кладовке, развернул его на столе внутренней стороной кверху, на мгновение сосредоточился на профиле супруги, словно сфотографировал, и принялся карандашом быстро набрасывать на бумагу запечатленные в памяти черты, стараясь воссоздать в себе то ощущение веселой бесшабашности и хохмы, которое возникало у него, когда он рисовал не карандашом.
Но ничего, кроме детских каракулей, не получилось.
Сидорову захотелось почитать о великих художниках. Интересно, они сразу родились гениями или научились создавать шедевры постепенно? Он спросил у Кости, где бы достать книжек о художниках. В библиотеку, что ли, записаться?
– Папа, какая библиотека? – засмеялся сын. – Мы в двадцать первом веке живем. Мы же тебе не зря ноутбук подарили. Давай проведем к вам домой Интернет, и читай, что хочешь.
Раньше Сидоров даже бравировал тем, что ничего не знает про Интернет и знать не хочет. Непонятно было ему, зачем платить деньги за какой-то Интернет, если по радио и телевизору можно бесплатно всё услышать и увидеть, а в копеечной газетке прочитать. А тут он уцепился за предложение сына, попросил помочь. Костя пригласил специалистов, молодые парнишки просверлили стену, протянули в квартиру кабель, установили вай-фай, настроили ноутбук. Сидоров так и не узнал, во сколько услуга обошлась, Костя взял расходы на себя, мол, это тоже планировалось в подарок.