Золотая струна для улитки

Конкурсом танца фламенко Наташа бредит последние две недели. Андреа принесла объявление, сорванное на дверях того самого зала, где впервые увидела свою танцовщицу. Музыкальным коллективам предлагалось делать заявки на участие и представлять своих конкурсантов. Андреа знает: в клубе, из которого сбежала ее балерина, достойных кандидатур нет.

– Не пойдешь – точно не попадешь на конкурс, – злится Андреа.

Она уверена: настойчивость, твердость и даже строгость – ее верные союзники. И спустя несколько дней счастливая девчачья мордашка благодарно утыкается ей в шею и торжествующе шепчет: «Меня взяли».

13

– Меня взяли! – Марийка кружится по комнате под умиленным взглядом матери. Ничто не испортило эту грациозную фигурку: ни время, ни роды, ни возраст. Тридцать лет для балерины – практически закат карьеры, а Марийка еще и не выходила на большую сцену.

– Куда? Куда тебя взяли? – Ее восьмилетняя дочурка бегает за матерью и дергает летящие концы платья.

– В театр, понимаешь, в театр! На главную партию. Я буду танцевать Снегурочку, а ты, – Марийка подхватывает дочь, – будешь Снежинкой. Самой прекрасной Снежинкой на свете!

Наталка, смеясь, обнимает мать, и вместе они парят над комнатой в радостном вальсе.

– Но как же так, Маш? – Роза пытается опустить дочь с небес на землю. – С чего им тебя приглашать?

С самого начала это предложение показалось Розе странным. Марийка, бесспорно, талантлива. Она замечательный хореограф, прекрасный педагог, равных которому нет во всем Бишкеке, но выступала на сцене лишь в детстве и юности, до того, как провалила конкурсный просмотр. Они с отцом тогда сильно переживали: у дочки способности, а у них ни денег, ни связей. Зато сама Марийка отнеслась к провалу на удивление легко и спокойно, так, будто никогда и не грезила парить над сценой Жизелью. Она быстро переориентировалась, внушив и себе, и окружающим, что ее жизненным призванием отныне станет педагогика. Выводить на сцену других – занятие не менее достойное, чем танцевать самому перед зрительным залом. Оспаривать это никто не собирался, тем более что Марийка получала от своей работы удовольствие, выкладываясь на сто процентов и требуя от своих учеников такой же отдачи. Розе казалась, что дочь счастлива. Хотя Роза всегда сетовала на неустроенную личную жизнь своего ребенка: Марата потеряла, отца Наташи не признавала, – она радовалась, что хотя бы в профессии Марийка нашла себя.

А оказывается, и здесь дочь не чувствовала себя достаточно реализованной. Она делала то, что могла и умела. В ее графике не было ни одной свободной минуты, чтобы остановиться и подумать о своих истинных желаниях, пожалеть себя, посетовать на судьбу. Судьбу Марийка не проклинала. Та, отобрав у нее одну любовь, подарила другую. Ту, которую ничто и никто не отнимет и не разрушит. Ту, ради которой она живет и столько лет без продыху трудится у балетного станка.

Отца Марийки не стало вскоре после рождения внучки. Случившееся с дочерью вконец измотало и без того слабое здоровье пожилого киргиза. Марийка держала на руках пятимесячную малышку, сквозь слезы смотрела, как обезумевшая от горя мать кидается на гроб отца, и понимала, что отныне вся забота о семье из трех женщин лежит на ее плечах. Не тратя времени на размышления о несправедливости жизни, молодая женщина впряглась в круговерть батманов, пируэтов и фуэте. Балерины были везде: наяву и даже во сне, на работе, а последние три года и дома.

Наташе исполнилось пять, когда балет вошел в ее детский мир и занял там почетное место. Девочке нравилось танцевать, у нее была природная гибкость, мамина серьезность, трудолюбие и цельность характера. В общем, достаточно задатков, чтобы добиться заметных успехов. Марийка делала все возможное, чтобы дочка добилась славы, которой не удалось добиться ей. Она грезила о том дне, когда ее Наталка выйдет на сцену. И девочка тоже желала этого – то ли под влиянием силы внушения матери, то ли действительно хотела стать балериной. Марийка давно уже рисовала в мечтах главные партии для дочери, даже в самых тайных помыслах убрав с афиш свое имя.

И вот это неожиданное, неизвестно почему прозвучавшее приглашение. Розу охватывает подозрение, просыпается непонятное беспокойство. Она задает резонный вопрос: зачем театру, имеющему в штате не одну приму, приглашать солировать педагога, пусть даже очень известного и необычайно талантливого? Но Марийка охвачена такой всепоглощающей, необузданной радостью, что не видит или не хочет видеть никаких подводных камней у этого предложения.

– Мама! О чем тут думать?! Такая возможность выпадает раз в жизни! Мне предложили хороший гонорар даже на время репетиций и обещают повысить после премьеры. Днем я смогу продолжать вести занятия, нам станет гораздо легче. Поменяем наконец шторы на кухне, и ковер в комнате, и все, что ты захочешь. И потом, это ведь шанс не только для меня, но и для Наталки. Ты разве не слышала? Ее тоже берут!