Золотая струна для улитки

– Разве он не знает? Похищение, позор, разве этого не было?

– Было. Я говорю о гибели дочери. Наталка и Марат считают, что это был несчастный случай.

– Это не так?

– Нет. Тот человек – биологический отец Наталки – никогда не исчезал из жизни Марийки. Периодически появлялся, умолял, просил, угрожал. Он никогда не приходил к нам в дом – знал, что я спущу его с лестницы, не претендовал на Наталку, она ему была не нужна. Он подкарауливал Марийку на улице, всегда неожиданно, чтобы вылить на нее новую порцию упреков, слез, обещаний и оскорблений. Дочь никогда не рассказывала подробностей, но я понимала по ее лицу, что она с ним встречалась. Когда он выгнал Марийку, когда не стало моего мужа, этот человек надеялся, что дочь приползет к нему с протянутой рукой. Он верил, что такой день настанет, а он все не наступал и не наступал. И мерзавец устал ждать, решил поторопить события: организовал участие дочери в спектакле и падение с поддержки. Он рассчитывал, что Марийка получит инвалидность, не сможет работать и уступит ему.

– Откуда? Как вы это узнали?

– Подонок сам рассказал мне. Заявился пьяным через полгода после смерти дочери и все выложил. Хорошо, что Марата с Наталкой не было дома. Он говорил, а я слушала. Не знаю, как терпела, почему не задушила его собственными руками. Я решила попросить Марата уехать. Если бы он узнал, что смерть Марийки не была случайной, мы бы не избежали очередной беды.

– Вы специально сказали, что отец Наталки погиб?

– Да. Я считаю, что правильно сделала.

– Наверное. Вы решили попросить Марата уехать…

– Да. Но он остался. А убийца Марийки начал преследовать меня. Подкарауливал, оскорблял, угрожал предъявить права на дочь. Я боялась только одного: его встречи с Маратом. И когда возникла идея с переездом в Москву, я согласилась.

– А что изменилось теперь, Роза? Я просто не позволю вам туда возвращаться.

– Ты будешь ругать меня, детка, но я скажу так: Аллах – он все видит. Я сказала, что он разбился в своем «Мерседесе» пять лет назад, а он разбился в прошлом месяце.

– Опять сочиняете?

– Нет, дочка. Могу показать тебе письмо от подруги.

– Роза, неужели мы все это так оставим? А тот танцор, что уронил Марийку? Неужели вы не хотите, чтобы он получил по заслугам?

– Во-первых, милая, у меня нет доказательств, а во-вторых, на мой взгляд, он уже получил сполна. Видно, капля совести у него все же есть: никакие деньги не смогли стереть из его памяти то, что он совершил. На сцену он не вернулся, сейчас спивается где-то в одиночестве. Чем не наказание? Так что, как видишь, бояться мне нечего.

– И все же вы меня не убедили. Почему вы оставляете Наталку?

– Надеюсь, она будет приезжать к своей бабушке в Киргизию, и поверь, это будет происходить гораздо чаще, чем если я поеду с вами.

– Поедем с нами, Роза!

– Детка, я думала, ты поймешь меня лучше, чем кто-либо другой. И объяснять даже не надо будет. Там мой дом, мой сад, мои могилы. Я возвращаюсь…

– A casa.

– Да, дочка. Домой.

– Поезжайте.

3

– Уезжаешь? – У Алки мокрые блестящие глаза. – Сначала – Зойка, теперь – ты… А мне что делать?

– Помести объявление на сайте знакомств и отбирай только иностранцев.

– Шутишь?

– Почему? Вполне серьезно.

– Перестань.

– Ладно. Ты вообще-то не расстраиваться должна, а радоваться тому, что я уезжаю.

– Я очень за тебя рада.

– Ты за себя радуйся.

– С чего бы это?

– Я оставляю тебе ключ от полностью обставленной квартиры. Можешь устраивать свои личные проблемы.

– Правда?

– Правда.

Алка ураганом кидается на шею подруги и визжит:

– Анька!

– А-ня.

– Ах ты мой маленький! Какой молодец! Смотри, не забывай тетю. Тетя будет приезжать. – Андреа оборачивается к свекру. – Славный мальчик.

– Других у меня не получается.

– Ва-дя.

– Что «Вадя»? А, это ты Вадя? Нет, зайчик, так не пойдет. Я буду звать тебя Дим.

– Не грусти, Сереженька. У нас очень маленькая планета. К тому же почту и телефон пока никто не отменял.

Подросток кивает, но продолжает сидеть отвернувшись. Шмыгает носом.

– Ну, перестань! Между нами, я тебе уже совсем не нужна. Можешь идти в любую музыкальную школу. Тебя обязательно примут. Я ручаюсь.

– Без практики я все забуду.

– Почему без практики? Я разве увожу с собой твои руки?

Мальчик мотает головой, всхлипывает:

– Моя гитара…

– Что?

– Ее… Она… В общем, сломалась.

– Уронил?

– Да-а-а… – Сережа вытирает кулаком покрасневшие веки, смотрит на Андреа преданными глазами спаниеля. – Ладно, я в переходе на новую соберу.

– Еще чего!

Андреа открывает стенной шкаф, протягивает мальчугану гитару.

– Бери.

– Нет! Что вы?! Не надо! Я не возьму!

– Бери скорее, пока я не передумала.

– Я не могу. Это же ваша гитара.

– Моя стоит в углу, а эта гитара не моя.

– А чья?

– Твоя. Бери.

– Спасибо.

– Подожди.

Дрожащими руками Андреа прикасается к грифу, который наверняка еще помнит грубоватые подушечки Дима. Непослушными пальцами она отвязывает от колкового механизма проволочную спираль старой струны.

– Это я оставлю себе.

– Это вы ее сюда привязали?

– Нет, Сереж. Не я.

– А зачем она вам? Простая струна.

– Не простая.

– Золотая?

Андреа горько улыбается.

– Бесценная.