Золотая свирель

— Спускайся все время вниз, пока не станет жарко. Чернокрылый гнездится у огненных жил земли, там его и найдешь. Спускайся вниз. Ножками. Или ползком на пузе. Или катясь на попе. Или как угодно. Вниз. Не вверх. Не прямо. Ни налево, ни направо. Вниз.

— А откуда начинается это "вниз"? — Мораг повторила мои слова, произнесенные в другой жизни.

— Откуда начнешь, оттуда и начнется. — А я повторяла объяснения Амаргина. Слово в слово.

— Значит, начну отсюда.

Мораг встала. Сунула в ножны меч, пристегнула кинжал. Одернула изорванную котту.

— Мам. — Каланда не шелохнулась, только глаза у нее опять намокли. — Мам, я вернусь, когда смогу обнять тебя.

— С Богом, маленькая. Отпускаю с тобой свою удачу.

Я проводила Мораг до двери. Тронула ее за плечо:

— А как же Ратер?

Меня дернули за кончик слипшейся пряди, а затем неожиданно крепко обняли.

— Я вернусь, передай ему. Он горько пожалеет, что пошел в монахи.

Мораг еще раз встряхнула меня и вышла. Шаги ее затихли в коридоре.

Дом спал.

Я прислонилась спиной к косяку и сказала женщине, одиноко сидящей за столом:

— Найди мага без гения для Корвиты. Если хочешь, я попрошу Амаргина взглянуть на нее. Может, он согласится помочь или посоветует что.

— Попроси… — Каланда слабо улыбнулась. — Ты стала волшебницей, хоть и своим путем. Я помню, ты была просто одержима. Я рада, что у тебя сложилось.

— Спасибо. Не сложилось, а складывается. У вас тоже все сложится, только не опускайте руки. Вы куда теперь?

— В Амалеру. Мы не можем развернуться и ехать обратно. Свадьба — в первую очередь политика, она выгодна и для Галабры, и для Амалеры. Я уверена, Вите было достаточно намекнуть Никару, и тот решил, что это его великая идея, и отправил Найгерту ее портрет. Моранам действительно нужна эта свадьба, через Клестов они породнятся с Леутой. А ты куда сейчас?

— В гостиницу. Не помню, как она называется. Да она, вроде, единственная здесь.

— Я провожу тебя. — Моя бывшая королева поднялась. — До ворот.

Глава 37

Рохар Лискиец

Я промокла сразу же и насквозь. Лил дождь, не ливень, а просто сильный дождь, который и к утру не кончится. Тонкое платье отяжелело и облепило ноги, стесняя шаг. Я быстро начала мерзнуть, ведь лунный шелк — невеликая защита, когда ты один на один с осенью.

Улицы были черны, пустынны и незнакомы, а по ногам мчался водяной поток, полный песка и какой-то ветоши… а может, просто палых листьев. Я брела наугад, не очень-то стараясь отыскать гостинницу. Зачем ее искать, если там меня никто не ждет? Дождь смывал кровь и грязь, и наполнял холодом мое пустое сердце.

Такая иллюзия полноты.

А еще ты не хочешь идти к людям, Леста Омела, потому что постыдно ревешь, а под дождем и в темноте очень удобно обманываться и делать вид, что ты не упиваешься жалостью к себе, а просто промокла. Скате, между прочим, сейчас гораздо хуже. Представить страшно, как ее порубили… крыло чуть не целиком оттяпали.

— Эй, сестричка! — Хриплый голос откуда-то снизу. — Пода-ай…

Нищий. Вот неуемный, ночь же на дворе, полз бы в свою нору!

— Нет у меня денег.

Я перешагнула вытянутые поперек улицы ноги.

— Руку подай! Встать помоги…

Есть просьбы, в которых нельзя отказывать. Нельзя, и баста.

Я повернулась, ухватила протянутую руку. Скользкую от воды, неожиданно горячую. У человека был жар.

Даже держась за меня, встать он не смог. Пришлось подставить плечо.

— Сестренка… спаси тебя Господь… — Он с трудом глотал воздух, навалившись на меня. Дыхание его пахло не вином, а свежей кровью. — Помоги старине Рохару… крылышки подрезали старине… Озолочу. И боженька тебя не забудет.

— Крылышки? — у меня сердце ёкнуло.

— Крылышки, сестренка. Правое чуть не целиком оттяпали.

Без слов я подлезла под левую его руку и обняла за пояс. У него даже плаща не было, только суконная безрукавка на голое тело и промокшие, сбившиеся бинты в размытых темных пятнах.

— Куда идти?

— К себе веди, сестренка. Замели мое гнездышко.

К себе? В гостиницу? Ага, пустят меня в гостиницу в обнимку с бандюком порезанным!

— Не боись, сестренка. — Здоровая рука стиснула мне плечи. — Озолочу, головой клянусь! А боишься — просто отведи куда подальше… под крышу куда-нибудь. Чтоб не посередь улицы Рохару Лискийцу помирать.

— Я не знаю города. Сам говори, куда идти. Какой-нибудь дом заколоченный, но не заброшенный. Откуда хозяева съехали или отсутствуют временно. Я открою дверь, только покажи такой дом.

— Сестренка… ты ж и впрямь сестренка, своих нельзя бросать, да? Знаю такую хату, недалеко совсем… Дай Бог удачи тому кто тебя верному закону обучил, ты мне поможешь, я — тебе, когда нужда придет…

— Силы не трать на болтовню, а? Я тебя и так еле тащу.

— Да я молчу, молчу… Вот туточки сворачиваем… а там совсем рукой подать…

— Черт! Держись на ногах!

— Из-з-зни… Башка крутится…

— Язык у тебя крутится. Свернули. Куда теперь?

Он огляделся, тяжело дыша. Здоровенный кабан, хотя немолодой уже, башка вся седая… или светлая, не поймешь. Если грохнется, я его не удержу. И не подниму потом.