Золотая свирель

Корвита тут же потянулась через стол налить мне. Подлизывается, глупая. Едва дотянулась, едва не опрокинула бокал. Загремел стул — Мораг неожиданно вскочила. Метнулась длинная рука, наотмашь ударив Корвиту по запястью, жбанчик отлетел, расплескивая струю, бокал опрокинулся, и золотистая лужица сидра на столе тут же поросла облаком шипучей пены.

— Ты! — задохнулась принцесса. — Что ты бросила в чашку? Что? Я видела! Ты…

Мораг вдруг запнулась. Корвита сделала шаг назад, еще один шаг и застыла, прижимая к груди трясущиеся руки. Она смертельно побледнела. Нет! Это таяло слепое пятно, и землистая кожа превращалась в лилейно-белую. В волосах заструилось серебро, широкая прядь словно Млечный Путь — ото лба и до пояса, и вторая, поскромнее, у левого уха.

Мораг присвистнула:

— Итить твою через семь гробов! Я уж решила, в тебе кровь дареная не сказалась никак.

— Мама… — жалко прошептала Корвита. — Мамочка!

Каланда рывком поднялась, сгребла младшую дочь в охапку. Корвита вздрагивала и часто-часто дышала, как после хорошей пробежки. Каланда расщиренными глазами смотрела куда-то мимо нас.

Мы с Мораг переглянулись.

— Ты ее коснулась, — сказала я.

— Она тебе что-то в бокал подсыпала.

— Она потеряла гения. Только что. Мораг, ты отняла у нее гения.

Мораг передернула плечами, плюнула на пол и схватилась за горло над краем кольчужного ворота.

— Мама! — Корвита рванулась, но Каланда держала крепко. — Я говорила, ее надо было убить! Еще в колыбели! Дрянь, мразь! Ненавижу!

— Тише, доченька… тише, детка…

— Пусти меня! Иди с ней обнимайся! Ты всегда любила ее больше меня! Защищала ее! Кудахтала над ней… Принцесса! Это я принцесса! Я принцесса! А она — отродье из холмов, нечисть, ублюдок, подлая тварь! Аааа! Ненавижу… пусти меня…

Я плеснула вина в каландин бокал и подошла к несчастной жертве. Та билась и брыкалась, хлеща мать по лицу черно-белой гривой. Каланда не отворачивалась. По щекам ее текли слезы. Я ухватила несчастную за волосы и воткнула ей в зубы бокал.

— Пей. Пей, Вита, глотай. Это лекарство.

Она забулькала, но проглотила. Я выцедила в бокал остатки и повторила процедуру. Каланда притиснула дочкину перекошенную мордашку к своему плечу. Корвита, наконец, разрыдалась.

Каланда тоже плакала. Я смотрела на них и чувствовала только легкую жалость. Вредный противный ребенок расшиб себе лоб. Поплачет — перестанет.

Мораг потопталась на месте и уселась на свой стул, скрестив на груди руки и мрачно глядя исподлобья.

Каланда собралась быстрее. Отцепила дочь, усадила ее, села рядом, обняв за плечи.

— Я хотела убить эту тварь, — сквозь слезы выговорила Корвита. — Я следила за ней, я посылала убийц. Эта стерва выжила… она заговоренная, она… она не человек, ее невозможно убить. Мне не нужно было чужое. Я хотела взять свое. Она все у меня отняла, и даже мать отняла, и отца отняла, и Амалеру отняла, а теперь… теперь кончено. У меня ничего нет. Ни-че-го.

Я покачала головой, но несчастная не видела. Видела Каланда, прижимавшаяся щекой к дочкиным волосам. В каландиных оленьих глазах была такая застарелая, терпеливая боль, что даже меня царапнуло.

— Это не конец, Вита, — сказала я тихонько. — Не конец, а ступень, перешагни и дальше иди. У меня тоже нет гения, и никогда не было. Однако я волшебница, Вита. Тебе придется учиться заново, но ты сможешь стать магом. Магию нельзя отнять.

— Ложь, — выдохнула она. — Ложь!

Но хоть услышала, и то хорошо.

— Клянусь тебе, так оно и есть. Магию нельзя отнять, как нельзя отнять божий дар. Ты только сама можешь его в землю зарыть. Никто другой у тебя его не отнимет.

— Пойдем-ка, малыш. — Каланда поднялась, увлекая за собой дочь. — Там мне комнату приготовили, я тебя в свою постель уложу. Пойдем.

У двери она оглянулась и сказала одними губами: «Я вернусь».

Мы остались ждать. В доме было тихо, только за ставнями, прикрывшими выбитую раму, шумел дождь, да трещал фитилек в светильнике. Мы с Мораг сидели за столом друг напротив друга и молчали. Интересно, Корвита действительно подсыпала что-то мне в бокал, или принцессе показалось? Какая теперь разница… случилось так, как случилось. Не повод вешаться.

Ночь шла своим чередом, шумел дождь, люди в городе спали. А того, кто еще вчера распевал песни, смеялся, топтал землю босыми ногами, со мною не было.

Не повод вешаться.

Каланда явилась нескоро. Тихо вошла, пересекла комнату и положила на стол морагов меч и кинжал. А потом села на свое место.

— Спасибо… мама. — Слово «мама» принцесса выговорила с трудом. — Это правда, что ты… думала обо мне?

— Вита права. — Женщина медленно улыбнулась, словно ей трудно было растягивать губы. — Ты, Мореле, бесценное мое дитя, то, что мне осталось от человека… от единственного, кого я любила.

Волшебное дитя шести с половиной футов ростом, в изорванной одежде, с содраными кулаками, с обрезанными волосами, со шрамом на морде и взглядом василиска. Самое прекрасное дитя на свете.

Каланда подперла голову ладонью и заговорила тихонько, не сводя глаз со своего сокровища.