Мой артефакт работает. Я закончил его и успел испытать. Ты, должно быть, пришла в ужас, когда узнала о смерти моего отца, но правда гораздо страшнее. Эван тоже мертв. И знаешь, я испытываю невольное облегчение и жгучий стыд, когда думаю о том, что они погибли. Эван и отец сделали столько, что заслужили свою смерть. Но мне все равно очень горько и очень больно. Надеюсь, ты веришь мне.
Если ты боишься, то я даю слово, что ты будешь в безопасности. Я не допущу, чтоб даже волос упал с твоей головы, и слово мое крепко. Вера, где бы ты ни была, возвращайся.
Ты нужна мне.
Я тебя жду».
— Что за бред… — растерянно проговорила я. Тобби пожал плечами.
— Отчего же «бред»? Любовь. Видишь, как человек убивается. Себя не помнит перед безжалостной дамой.
Он говорил с плохо скрываемой злостью, и я вполне его понимала.
— Что мне в этом? — спросила я с нарочитым безразличием. — Моего проклятия он не снимет, а дьявол знакомый, — я выразительно покосилась на Тобби, — лучше дьявола незнакомого.
По губам Тобби скользнула улыбка, которую я, признаться, не поняла.
— Никогда не видел, чтобы Эвгар так валялся в ногах, — сказал он. — И это странно. Ты, конечно, исключительная женщина, но вот чтобы так…
— Что мне в этом? — повторила я, гневно скомкав письмовник и бросив его на колени Тобби. Меня действительно наполнило злостью и гневом. Все напряжение последних недель сконцентрировалось в одной точке, и стало ясно, что взрыв неминуем.
— Ну будет, будет, — Тобби с какой-то внезапной раболепной предусмотрительностью дотронулся до моего запястья. — Часть твоей просьбы я выполнил. Твой переплетчик жив, здоров и прекрасно себя чувствует. Эвгар тебя не достанет. Остался Борис Виттакер.
— Он сын Жирного Юргена, — я откинулась на спинку скамейки и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Злость следовало подавить, и работа всегда была самым подходящим делом для этого. — Я была у него позавчера в Вышеграде, он рассказал, что Борис дурачок и живет в деревне.
Тобби понимающе ухмыльнулся.
— Сослал, значит… Ну, чего-то в этом роде я и ожидал. Скорбный разумом наследник не должен маячить у всех на виду.
— Жирный Юрген его ненавидит, — сказала я. — А Эвгар по какой-то причине хочет убить, причем настолько сильно хочет, что создал самый могущественный артефакт Смерти за всю историю. И каким-то боком здесь замешана я, потому что Эвгар ничего не делает просто так.
Тобби задумчиво потер кончик носа. Я отметила, что к бывшему министру инквизиции уже вернулась его кукольная элегантность: идеально выбритое лицо, тщательно уложенные волосы, небольшая булавка с изумрудом в галстуке. Кто б подумал, что этот щеголь насколько жестоко и умело орудует кинжалами?
— Что за поселок?
— Сосновая Хмарь. Я ехала туда, когда твои люди сняли меня с поезда.
Некоторое время Тобби с прежней задумчивостью изучал собственные ногти, а затем промолвил:
— Кто еще знает про Сосновую Хмарь?
— Дамьен, — прошептала я, и Тобби одарил меня таким взглядом, что впору было спрятаться под скамью.
— Хреново. Впрочем, ладно. Если этот Борис действительно так важен для нашего нового государя, то нужно рискнуть и вывезти его в Лекию. Такие козыри надо держать при себе.
Я невольно вздохнула с облегчением. Конечно, это проще сказать, чем сделать, но я прекрасно понимала, что у Тобби остались рычаги влияния, а с учетом его обид и честолюбия можно было быть уверенной в том, что Борис очень скоро покинет Хаому.
— Спасибо, — негромко сказала я. Тобби равнодушно улыбнулся и ответил:
— Через час к тебе модистка придет. Нас сегодня вечером ждут на приватном ужине.
Приватный ужин по-лекийски — это стол, накрытый так, что можно накормить роту солдат, и пятнадцать-двадцать человек из близкого круга хозяев. Госпожа Элените, насколько я поняла, была давней знакомой Тобби и, узнав, что он приехал в Эбердин, сразу же пригласила его на чашечку чая.
Приглашенная модистка из самого популярного магазина принесла мне светло-голубое платье по последней лекийской моде: никакого корсета, никаких тяжелых юбок — рукава фонариком, поднятая под грудь линия талии и эффектный объемный лиф. Я рассматривала подол, расшитый пайетками и легкими блестками и чувствовала себя раздетой. В Хаоме сорочки были почти такие же.
Потом пришел куафер и собрал мои волосы в такую сложную и высокую прическу, что какое-то время я боялась, что у меня переломится шея. Молодая женщина в зеркале почти ничем не напоминала Веру Анхельм — она была тоненькой, стройной, словно колонна античного храма, и какой-то нездешней.
Впрочем, фасон платья пришелся мне по душе. Можно дышать полной грудью и не бояться запутаться в юбках.
Госпожа Элените, изящная дама средних лет, приветствовала нас, как старых друзей, и ее искреннее обаяние было таким, что мне действительно начало казаться, будто мы знакомы уже много лет. Ее друзья и родственники, такие же непосредственные и доброжелательные, как хозяйка, единогласно решили, что мы с Тобби прекрасная пара, но я слишком худенькая, поэтому меня надо потчевать, как следует.