Он не остался один: на улицах по-прежнему ходили люди, где-то далеко сейчас спал Василий, прислуга отдыхала на первом этаже, Лизавета наверняка читала роман Дюма при свечах, в одном из московских домов Павел учился виртуозно тасовать карты, а приятный доктор, встреченный однажды при побеге из Петербурга, раскладывал на столе в детской только что купленные акварели, чтобы с утра порадовать дочь.
Алексей чувствовал, что если сейчас кто-то осмелится разорвать его грудь, там не окажется ничего. Крупные слёзы тихо заскользили по его щекам, совершенно того не стесняясь. Граф плакал третий раз в жизни и последний, но уже не от стихийной паники, а от осознания, что выйти из своего кабинета он уже не сможет.
Алексей опёрся на ручку шкафа, стараясь встать, но она лишь лязгнула и потянулась вниз – стекло дверей звонким каскадом осыпалось на его светлые волосы. Офицер терпеливо сжал губы и закрыл глаза, тяжело поднимаясь на ноги.
А может, жизни стоит дать третий шанс? Алексей взглянул на ковёр, усыпанный стеклом и увидел запретный белый конверт. В его памяти воскрес тот самый момент, когда он и нашёл это письмо в Петербургском доме.
Живите и помните…
Секунда. Две. Три.
– Умру и забуду!
С болезненным усталым воплем Алексей выбросил на пол ящики стола и нашёл в груде бумажных комков старый, полученный ещё на службе револьвер. Безбожно трясущимися пальцами офицер стал пытаться открыть барабан.
9 июля 1898 года
Эпилог
Василий, по многолетней своей привычке, поднялся с постели, чуть только стрелка часов прошла цифру 7. Он неторопливо умывался и одевался к утренней, наслаждаясь тёплыми лучами солнца.
– Василь Дмитриевич! – девушка из дома Ростовцевых чуть не пулей влетела в его квартиру. – Скорее, там…
– Что с Лексеем?! – Василий почувствовал, как бешено заколотилось сердце.
– Я не знаю, я… – она глотала обрывки слов вперемешку со слезами.
В одной рубашке без пиджака Василий бросился к дверям, на бегу схватив девушку за руку. У парадной на Протопоповском переулке уже стоял экипаж, который встревоженный Василий гнал быстрее ветра. Он беззвучно молился, сжимая в руке маленькую руку попутчицы. Одними губами Василий умолял Господа, чтобы с Алексеем всё было в порядке, и он только вновь потерял сознание, ударился головой, что угодно.
– Василий Дмитриевич, миленький… – Иван схватил прибывшего за плечи.
Василий оттолкнул его и побежал на второй этаж, перепрыгивая ступени. Господи, пусть он будет в порядке.
– Господи, спаси и сохрани…
Оказавшись на втором этаже, Василий почувствовал животный страх и медленно подкрадывающуюся со спины пустоту. Всего на секунду он замешкался и вновь изо всех сил бросился к открытым дверям комнат. Спальня – пусто. Кабинет.
– О Боже…
Василий зажал ладонями рот, едва сдерживая крик. В окружении нескольких слуг возле упавшего стула лежал его Алексей, всё ещё удерживающий в руке револьвер. Василий рухнул перед ним на колени.
– Зачем?.. – он ловил ртом воздух. – Лексей, зачем?.. Я не… я…
Он поднял тело Алексея и прижал к груди, пачкая его кровью ладони и давая полную волю рыданиям.
– Василий Дмитриевич, пожалуйста… Оставьте… – слышал он со всех сторон.
Окровавленной рукой он отгонял от себя всех остальных, не давая даже приблизиться к нему. Василий даже не плакал, а вопил, прижимая мёртвого товарища к себе, будто надеясь, что тот очнётся.
– Зачем… – прошептал он, вытирая рукой нос и пачкая его кровью.
За окном послышалась суматоха, и мужики поспешили оттащить Василия в сторону. Ровным громким шагом по лестнице загремели ботинки, и на второй этаж прошли полицейские. Один из них недовольно оглядел комнату и остановил взгляд на полу.
– Что тут произошло?
– Мы слышим, ночью что-то как грохнуло, ну так подумали – гром али ещё что такое. Потом Машка пошла поглядеть, надо убрать что али нет, а дверь открытая, и… лежит: в руке пистоль, в виске дыра, кровь… Завопила, мы прибежали, и она в обморок хлопнулась.
– А это что за помешанный?
Полицейский указал на Василия. Тот сидел, прижавшись спиной к стене, и выворачивал окровавленные руки.
– Побойтесь Бога, – крепкий детина Игнат замахнулся на полицейского. – Это князь Ильин, Василий Дмитриевич. Сослуживец, товарищ, а вы вот так…
– Прошу меня простить, не признал. Соболезную вашей утрате.
– Мгм, – Василий кивнул, даже не глядя на мужчину.
– Вы бы отошли от трупа, князь. И нам мешаете, и себе пользы не сделаете-с. Что вам известно о происшествии?
Василий посмотрел на полицейского исподлобья и поднялся с пола. Он повёл всё ещё красным от слёз и крови носом и вновь посмотрел на Алексея: это был всё ещё его Лексей, всё ещё родной, всё ещё строгий.
– Вы лучше разберёте, это ваша работа. За мной послали, я приехал и… не могу.