Золотая удавка

– Но кто-то сказал ему…

– Это и не было большой тайной…

– ?

– Думаю, что Вера тоже подглядывала за Адамом. И Инна видела.

– А мужчины?

– Мужчины – не знаю. Им ведь почти все по барабану.

– В смысле?

– В том смысле, что Адам же не грабить лез, а к любимой…

Мирослава не стала уточнять у Клары, как сторонний наблюдатель может отличить с первого взгляда вора от влюбленного.

– Вероятно, Евгения сильно расстроилась, когда отец запретил ей встречаться с Адамом?

– Не то слово! Она была в ярости!

– Но послушалась отца? – невинно поинтересовалась Мирослава.

– Шутите? – тихо рассмеялась девушка.

– Неужели Адам продолжал по ночам лазать в окно Евгении?

– Нет, в окно он перестал забираться, – с сожалением проговорила Клара.

– Они встречались в другом месте?

– Да. В «Синей ласточке».

– В гостинице?

– Да, она расположена на въезде в город, там Волга и такой живописный обрыв. – Клара мечтательно улыбнулась.

– Вы были там?

– Один раз. Я понадобилась Евгении, и она велела Глебу привезти меня.

– Значит, Глеб тоже знал о том, что Евгения и Адам встречаются в «Ласточке»?

– Знал, – кивнула Клара.

– И он не намекнул об этом Валентину Гавриловичу?

– Уверена, что нет.

– Но почему?

– Потому что это не наше дело – выбалтывать хозяйские тайны.

– Вы ведь знаете, что жених Евгении расторг помолвку?

– Знаю! Тогда столько радости было!

– У него, вероятно, была причина для отказа от свадьбы?

– Не знаю…

– Может быть, он узнал, что Евгения встречается с Адамом?

– На этот вопрос вам может ответить только сам Марк Репьев.

– Пожалуй, вы правы.

– И что же, вы у него спросите? – Клара склонила голову набок.

– Спрошу, – улыбнулась Мирослава.

– Ой, – Клара зажмурилась, – подумать только – спросить у самого Репьева!

– А что, разве он не такой же человек, как мы?

– Вам виднее, – отозвалась девушка и спросила: – Можно я продолжу пылесосить? А то у меня еще много дел.

– Конечно, Клара, спасибо, что ответили на мои вопросы.

– Пожалуйста, мне не трудно. Только найдите этого гада. Хоть Евгения и была задавакой, но она не заслуживала того, что он с ней сотворил.

– Вы думаете, что он был мужчиной?

– Ну не женщиной же! – воскликнула девушка. – Какая женщина намотает другой на шею черный чулок?! Это фетиш озабоченных мужиков!

– Вы так думаете? – заинтересованно спросила детектив.

– Да, я уверена в этом!

Мирослава спустилась на первый этаж в поисках домоправительницы.

На всякий случай она заглянула на кухню и увидела стоявшего к ней лицом симпатичного брюнета в поварском облачении. Он с характерной для южан пылкостью что-то объяснял Наполеонову, сосредоточенно дегустирующему содержимое кастрюль и сковородок.

«Кажется, люди нашли общий язык», – подумала она про себя с улыбкой.

Мирослава прислонилась спиной к светло-желтой стене коридора, обшитой пластинами из натурального дерева, и набрала номер Филиппа Яковлевича.

– Филипп Яковлевич, – сказала она, услышав его голос в трубке, – без вас – никуда. Подскажите, где обитает ваша домоправительница.

– Вы сейчас где? – спросил он.

– В коридоре возле кухни.

– Я сейчас спущусь и провожу вас.

– Спасибо, жду.

Он появился всего через несколько минут:

– Пойдемте.

Оказывается, у Серафимы Оскаровны Нерадько было что-то вроде собственной квартиры на том же первом этаже, где располагалась и кухня, но только в другом крыле.

Бельтюков нажал на крохотную кнопку звонка, и в ответ внутри зачирикала неведомая птичка.

Дверь тотчас открылась.

Полная женщина с широко расставленными карими глазами, утиным носом и закрученными на макушке в узел каштановыми волосами пригласила их войти.

– Серафима Оскаровна, – сказал Филипп Яковлевич, – детектив Мирослава Волгина хочет с вами побеседовать, а я, пожалуй, пойду.

Он совершил точный разворот, словно сам себе мысленно отдал команду «Кругом!», и направился к выходу.

Нерадько же провела Мирославу на небольшую, но уютную кухню, выходящую окнами в сад. Конечно, сейчас он выглядел сиротливо. Взгляд Мирославы почему-то зацепился за один-единственный уцелевший лист на ветке кустарника, росшего под самыми окнами.

Фон листа был салатно-желтого цвета, прожилки – темно-желтыми, а края опушены легким инеем.

– Вы не возражаете? – донесся до Мирославы голос хозяйки.

– Что?

– Мы побеседуем на кухне?

– Да, конечно. Здесь очень мило, – сказала Мирослава, оглядывая кухню.

– Мне тоже так кажется, – с легкой грустью улыбнулась хозяйка.

И Мирославе пришло в голову, что, вполне возможно, Нерадько и ее дочери вскоре придется съехать с этой квартиры в доме миллиардера Бельтюкова, которую они, наверное, давно привыкли считать своей. Оттого-то и звучит грусть в голосе женщины.

– Я как раз пила чай, – сказала Серафима Оскаровна, – не желаете присоединиться?

– Не откажусь, – кивнула Мирослава.

Хозяйка спросила:

– Вам погуще или как?

– Я люблю крепкий.

Нерадько налила в чашку заварку и добавила кипяток.

– Сахар сами положите.

– Я пью несладкий.

– Тогда вот клубничное варенье. Очень вкусное. Сама варила, – проговорила женщина без хвастовства.

Чтобы ее не огорчать, Мирослава попробовала варенье, запила чаем и кивнула:

– Действительно, очень вкусно.

Серафима Оскаровна расцвела.