Золотая устрица

И точно! Женщина, которая открыла им с Наташей дверь спустя полчаса, пока они искали ее дом, расположенным на самой окраине, в частном секторе, оказалась настоящей лилипуткой. Маленькой, хрупкой, с кудрявыми короткими волосами, блестевшими при свете электрической люстры. Круглое бледное лицо, голубые, слегка навыкате глаза, маленькие нос и ротик.

Женя, вручив ей, удивленной, в руки большую коробку конфет, не стала ее обманывать, рассказала, зачем они в Рыбинске.

— Ниночка пропала? — тоненьким голоском переспросила Таечка, усадив посетительниц за круглый стол в гостиной. Здесь же, на столе, была разложена ее работа — бархатный темно-синий жакет, к которому Таечка, пока ее, видимо, не отвлекли, вручную пришивала красивые хрустальные пуговицы.

В комнате сохранился дух советского времени: сервант, забитый красивой посудой, старенькие кресла, между которыми был втиснут торшер с розовым абажуром, книжные полки с классикой, пестрый шерстяной ковер на полу, хрустальная люстра над столом.

Женя спросила ее про черное бархатное платье.

— Да, это я его сшила. Поначалу отказывалась, уж слишком капризная ткань, там все не так просто… И я знаю, что и Ниночка сама капризная, что твой бархат. Но она пообещала мне хорошо заплатить, и я согласилась. И платье получилось чудесным! Оно так ей шло! Знаете, не каждая женщина умеет носить бархат. А вот Ниночка умеет. У нее белая кожа, нежная, шелковистая… Волосы красивые, лицо такое, знаете ли, благородное. Она вообще из благородных, она сама мне рассказывала. У нее девичья фамилия какая-то очень известная… Так вот, она как надела платье, так я сразу и охнула — ну просто сказочная женщина. Так по фигурке все, просто идеально сидит. Вы спрашиваете, не рассказывала ли она мне, для какого случая было сшито платье? Рассказывала. Она же от мужа ушла. Думаю, вы и сами знаете, раз ищете ее и в Рыбинске сейчас находитесь. Так вот, муж у нее жестокий, хамоватый, мне одна знакомая про него рассказывала. Он обращался с Ниной, как со служанкой, даже поколачивал ее…

— Так что за повод? Куда она собиралась? Может, мужчину встретила?

— Нет. Она мне призналась, что ей сейчас вообще не до мужчин. Что у нее другие планы. И что мужчины чаще всего мешают, они как камни на шее. Вот прямо так и сказала.

— А про Ярославль ничего не говорила?

— Она собиралась в Москву. Возможно, она мечтала об актерской карьере, но точно я сказать не могу. Она же молодая, красивая, и если бы ее заприметил какой-нибудь режиссер и ей бы повезло, то она бы начала жизнь с чистого листа. Сначала снялась бы в эпизоде, потом выучилась на актрису…

— Но это же пока что просто ваши предположения? Или же она намекала на кино, театр?

— Конечно, всего лишь мои предположения. Я так поняла, что она собирается в Москву и что у нее там какое-то важное дело. Про Ярославль ничего сказать не могу. И я удивилась, когда услышала от вас, что она последнее время жила в Ярославле. Нет, город, конечно, хороший, но почему там, а не в Москве? Может, не сложилось?

— Она не говорила вам что-нибудь про золотую устрицу? — уже безо всякой надежды спросила Женя.

— Устрицу? Ну да, конечно, говорила! — Таечка просияла, и Женя только сейчас заметила множество мелких морщинок на ее лице, и поняла, что ей, такой маленькой куколке в розовом халатике и крохотных тапочках, обладательнице детского голоска, лет за шестьдесят!

Женя с Наташей переглянулись. Неужели сейчас они узнают тайну этой самой золотой устрицы?

— Она сказала так: «Запомните, Тая, “Золотая устрица”»!

— Вы серьезно? — не в силах скрыть разочарование, спросила ее Женя. — И вы не уточнили, что она имеет в виду?

— Нет, я ее спросила, что, мол, это значит, что это за устрица? И знаете, что она мне ответила? «Скоро сами услышите…» Вот и все.

— И вы, конечно, больше не настаивали… — вздохнула Наташа.

Женя собралась было уже поблагодарить Таечку и распрощаться с ней, как Наташа вдруг не выдержала:

— Тая, ее убили! Сегодня ночью! Быть может, вы все-таки вспомните что-нибудь еще, какую-нибудь тайну, которую не посмели бы раскрыть, если бы знали, что она жива…

Таечка буквально рухнула на стул. И теперь смотрела попеременно то на Женю, то на Наташу, часто моргая ресницами. Потом по бледным, словно из старенького папье-маше, щечкам ее потекли слезы.

— Какой ужас! — прошептала она, слизывая их с губ. — Такая молодая, красивая! Необыкновенная женщина!

— Тая, так вы знаете что-нибудь еще?