Золотая ветвь

Если бы он тогда настоял на своем! Если бы просто поторопил Видящую и, если понадобилось, увез бы ее силой! Сейчас они были бы на полпути к Ордену. И ничего бы этого не было…

И он бы никогда не узнал, что этот неистовый орк явится в замок и учинит там бойню! А он бы пришел все равно и, не найдя своей жены, перебил бы всех! Его не остановило бы то, что там были женщины и дети. Эти орки — самые жестокие существа в мире. Они наслаждаются болью своих жертв и радуются чужой беде. И тот орк… как там его звали? Кажется, Хаук… Этот Хаук без трепета прошел бы по трупам. Даже странно, что его могла остановить эта девушка. А ведь ей достаточно было прикрикнуть на него и признаться ему в любви!

Видящая призналась в любви к орку! К убийце, насильнику и… Если бы он знал тогда все! Он бы не допустил, чтобы они встретились. Он бы лучше убил эту девушку. Пусть на него легло бы проклятие Ордена — все лучше, чем знать, что одна из Видящих по доброй воле стала женой орка! Орка!

— Готово, мой Паладайн! — Шаман посмотрел на потерявшего сознание пленника. — Он скакал с донесением к своим правителям о том, что некая волшебница, которую они называют Видящей, стала женой орка по имени Хаук.

— Хаук? — Верховный подался вперед. — Какого Хаука?

— Я видел его в памяти этого светловолосого, — кивнул шаман. — Это капитан Хаук аш-Гарбаж. Несколько дней назад он ворвался в замок светловолосых в человеческом городе под названием Ирматул и разгромил его, чтобы найти и вернуть себе жену.

— Хаук, — медленно повторил император орков. — Вот ты где! Среди людей… И, конечно, не мог просто сидеть на месте. Обязательно надо было высунуться… на свою голову! Эй! Отвяжите этого и приведите в чувство! Он нам больше не нужен!

Тиндар закашлялся, когда ему в лицо выплеснули ведро воды. Он лежал на траве, во всем теле была слабость, голова отчаянно кружилась. Его силой поставили на колени и, оттянув за волосы голову, заставили посмотреть в лицо Верховному Паладайну.

— Ты принес мне хорошую весть, светловолосый! — сказал тот. — Я доволен тобой. И в награду… в награду я дарю тебе жизнь и свободу. Иди, куда хочешь, и делай, что хочешь! Отпустить его!

Совершенно ошеломленный, Тиндар молча опустился на траву.

Ласкарирэль смогла встать на ноги и покинуть землянку орчихи-целительницы только через несколько дней. За это время в Ирматуле произошли некоторые изменения.

Князь Далматий по-прежнему находился между жизнью и смертью. Его лицо, руки и грудь обгорели так сильно, что лучшие целители только беспомощно разводили руками. Все это время князь пребывал в беспамятстве, лишь иногда стонал во сне. Уверенные, что дни его сочтены, многие бароны и знатные горожане уже втихомолку начали раздумывать над тем, кто станет новым князем. Дошло до того, что в соседнюю Великую Паннорию был послан гонец — многие помнили, что когда-то Вольное Княжество Ирматул было частью Паннории. И теперь было решено просить на освободившийся трон кого-либо из представителей Паннорской династии. К счастью, гонец был замечен в виду городских ворот. Ему дали возможность отъехать подальше от города и там меткой стрелой «сняли» с коня.

Власть в Ирматуле временно принадлежала сенешалю и сотнику орков Уртху. Эти двое заправляли всем с такими ловкостью и умением, словно всю жизнь готовились замещать больного правителя. Третьим возле них постоянно отирался юный Терезий, о существовании которого многие бароны знали, но никто не воспринимал всерьез — ведь каких-то семь лет назад князь Далматий публично отрекся от собственного сына, обвинил его в убийстве родной матери и вообще в том, что юноша продался темным силам, и изгнал из дворца. Так что многие были уверены, что это либо самозванец, либо княжич-изгой и подстроил болезнь родителя.

Во дворце был еще один человек, мнение которого никто не спрашивал. А между тем у него были свои планы на будущее.

Стоя на коленях в княжеской часовне, княгиня Иржита молилась о здравии супруга. Часовня была пуста и казалась заброшенной — не горели свечи, не пели на хорах певчие, никто не читал молитв, никто не вел торжественных богослужений. Первосвященник погиб огненной смертью, вместе с ним пострадали и уже скончались от ожогов некоторые его помощники и служители — вера запрещала лечить тех, кто добровольно отрекся от мира и стал священником, — а оставшиеся в живых разбежались и жались по углам, как мыши при виде кота. В часовню уже несколько дней никто не заходил. Только княгиня Иржита, оставив прислужниц на пороге, простаивала на коленях долгие часы, склонив голову перед изваянием Творца. Губы ее непрестанно шевелились — она то повторяла слова молитв, то просто просила Бога о защите, то жаловалась ему на судьбу. Ей было двадцать лет, она всего два года была замужем и вовсе не хотела уходить в монастырь после смерти супруга.