Золотая жатва. О том, что происходило вокруг истребления евреев

Понемногу мы начинаем понимать, откуда взялось часто встречающееся в еврейских воспоминаниях о том времени мнение, что «местные» (это могли быть украинцы, литовцы или поляки) «были хуже немцев», хотя хорошо известно — и евреи знают это лучше других, — что Холокост был делом рук нацистов, охватившим Европу во время войны в результате германской оккупации. Эту странную черту еврейской памяти можно понимать так, что смерть от руки своих сопровождается особыми мучениями — в моральном смысле слова, из-за очевидного акта предательства, жертвой которого становится человек[107]. И многое также указывает на то, что — безо всякого переносного смысла — смерть от рук соседей должна была быть попросту очень болезненной.

Конкретные люди

Анонимность Холокоста — тут и дальше? — это, как мы видим из нашей, уже удаленной во времени, точки, пожалуй, самый фрустрирующий аспект всего явления. Трудно смириться с мыслью, что жертвы так и останутся навсегда неузнанными, хотя общественные обычаи — независимо от эпохи и географического распространения — требуют в момент смерти тщательно обозначать индивидуальность каждого человека ритуалом погребения. Но так уж и останется, что, когда мы пишем о Холокосте, мы будем вынуждены повторять большие цифры и не получим возможности отдельно уложить в могилу каждого убитого. Анонимность жертв, хотя трудно себе представить более интимное и личное свидетельство, чем внезапная смерть, искажает представление о Холокосте, и следует ей противостоять. Ведь убиты были конкретные люди, но и убийцами тоже были конкретные люди.

И отсюда — сила фотографического свидетельства. Благодаря снимкам массовые убийства приобретают человеческий аспект: иногда на фотографии мы даже можем распознать черты лица убитых или убийц. Персоны с нашего снимка действовали только на земле Треблинки, торгуя имуществом жертв или обыскивая их прах. Но всё равно мы вглядываемся в них с интересом, как будто в их лицах и жестах можем прочесть важное сообщение. Наше внимание привлекает конкретика, которой наш снимок разбивает анонимность Холокоста. Потому что только на его периферии — там, где евреев убивали соседи, — мы обнаружим больше всего информации, позволяющей индивидуализировать трагедию смерти миллионов.

В эссе «Эйхман и его люди» австрийский историк назвал героев своего рассказа импровизаторами, pathfinders (следопытами), изобретателями, которые должны были сначала придумать, как организовать массовое убийство[108]. Собственно, этот эпитет относится ко всем, кто принимал решения относительно евреев и тем сыграл какую-либо роль в реализации Холокоста. Ибо такое масштабное истребление было делом беспрецедентным, у него не было черт, которые можно было бы унаследовать. Английский историк Ян Кершоу (Kershaw) обратил внимание на факт, что функционирование нацистской системы было основано на угадывании желаний Гитлера и предварении его ожиданий со стороны подвластных (Working Towards the Führer, как гласит английский заголовок одной из глав написанной им биографии Гитлера), совершенно точно характеризует также и механизм «окончательного решения еврейского вопроса» в Третьем Рейхе. Любой, кто обладал властью над евреями — в лагерном ли бараке, в колонне ли, выходящей на работу, в гетто или в каких-нибудь других условиях, — должен был импровизировать. Тщательная реконструкция бюрократии государства Нового времени (необходимой, чтобы в кратчайшие сроки умертвить шесть миллионов евреев, разбросанных по всей Европе) проведена в новаторской книге Рауля Хильберга «The Destruction of European Jews»: это хорошая метафора процесса Холокоста как такового, только если понять, что в центре всего этого предприятия лежала импровизация. Хильберг говорит об этом практически прямым текстом в беседе с Клодом Ланцманом[109].

Бюрократии создаются для выполнения конкретных заданий. И исполнение тем же учреждением других задач требует приспособления, т. е. инициативы. Проще говоря: поездов, которые вывозили евреев в лагеря смерти, не было в нормальном транспортном расписании. А значит, кто-то же должен был их заказать, а затем еще и проследить, чтобы они доходили до цели, не сталкиваясь с обычным дорожным движением. И можно было их пустить в большем или меньшем количестве, можно было их быстрее или медленнее направлять на место назначения. Это наблюдение относится буквально к каждому этапу и аспекту процесса массового истребления: опознаванию и обозначению евреев, сосредоточению их в гетто, экспроприации, террору, эксплуатации рабочей силы, селекции, продовольственному рациону, уничтожению голодом…