Золотая женщина

– Вика, Вика… Я ревную! – потянул ее за руку Никита.

– Спасибо, Гасан, спасибо еще раз!

– Ну все, Гасан, мы пошли…

Гасан так и остался стоять с выражением крайнего удивления и изумления на лице. Потом осторожно провел языком по губам, словно проверяя их наличие.

…Никита и Вика шли по лугу, на котором паслись лошади, лениво помахивая хвостами.

Все было точно так же, как в Викином сне. Все, до мелочей!

Луг, лес с обеих сторон, лошади… Так же синело небо, звенел от полуденного зноя воздух. Но только не было страха. Его совсем не было.

– Зачем ты его поцеловала?

– Никита, он такой милый!

– Господи, Вик, он уже лет десять как вдовец! Кроме лошадей своих, никого не видит… И тут такая красавица… Прямо в губы… Да он теперь спать не сможет… Я серьезно! Ты видела его лицо?

– Ну и что? Подумаешь! – захохотала Вика. – Приятно же лишний раз почувствовать себя живым человеком, а не мумией какой-то…

– Я ревную!

– Ты? Меня? Серьезно?

– Еще как серьезно!

– Что, правда? – хохоча, Вика остановилась, заглянула Никите в глаза.

– Правда, – тихо ответил Никита. И посмотрел так, что Вике даже не по себе стало. Никто и никогда не смотрел на нее с такой страстью, жадностью и самоотречением.

И это было так здорово!

Вика обняла Никиту, поцеловала его.

– Смотри, туча…

Она оглянулась – в самом деле, свинцово-черная туча наползала с запада, закрывая солнце. Лошади были уже далеко, где-то на горизонте.

Резкий порыв ветра разметал волосы.

– Сейчас ливанет. Бежим!

Первая тяжелая капля упала Вике на нос.

– Ай… Бежим!

Вика и Никита схватились за руки и побежали по лугу. Глухо заворчал гром – и брызнул дождь. Нет, не дождь, а самый настоящий ливень, плотной белой пеленой вмиг окутавший пространство.

Никита поднял лицо:

– Вот это да…

Вика тоже подняла голову, замедлила бег. Подставила ладони дождю.

Сквозь тучи неожиданно сверкнуло солнце. Потоки воды – и солнце…

– Это грибной дождь… Теплый какой! – Вика закружилась на месте, уже совершенно мокрая.

И в эту самую секунду она окончательно поняла. Вспомнила.

То самое, главное.

Что постоянно мельтешило где-то там, на заднем плане, в уголках сознания, до чего Вика никак не могла добраться. Искала-искала, мучилась-мучилась – и вот, поймала. Ухватила. Держала в руках – словно краешек радуги…

Никита побежал вперед, оглянулся:

– Ну что же ты, Витаминка?

Вика сделала шаг. Потом еще. Потом побежала.

– Я жива!

– Что? – шум дождя заглушал слова.

– Я жива-а-а!

Вика бежала вниз по колено в мокрой траве и вопила во весь голос:

– Люди, я жива! Я жива-а!

Никита догнал ее, заскакал рядом:

– Да я тоже, в общем-то, не мертвый… – Волосы его прилипли к голове, глаза блестели, он тоже радовался дождю.

– Ты не понимаешь… – возбужденно прокричала Вика. – Это так здорово – дождь, солнце, листья, трава, лошади… Любовь! – Она откинула назад намокшие волосы. – Я все это чувствую… Я чувствую. Я живая!!!

– Я все понимаю! Я тоже живой! Люди, и я – живой! – тоже завопил Никита.

Взявшись за руки, они бежали по лугу и орали во весь голос.

* * *

– Черт, ну и ливень… – пробормотал мужчина, пытаясь прикурить. На нем было нечто вроде плащ-палатки, но она почти не спасала: дождь падал сплошной стеной, влажная морось пробиралась во все складки, в прорезиненной ткани было душно, жарко и очень противно.

Это был охранник.

Его главной задачей был постоянный контроль местности, чтобы никто не подобрался, не подкрался, не разнюхал, чем они тут занимаются.

Мужчина (при рождении мать назвала его Николаем) умом понимал, что никаких чужих-посторонних тут быть не может. Ни представителей власти, ни батальонов МВД, ни прочих силовых структур.

Не может, и все тут! С какой тоски их бы сюда занесло?..

Дачников тоже нет – эти все ближе к большим городам жмутся, невыгодно им так далеко на огороды ездить. Есть только аборигены, спившиеся оборванцы, но их за людей можно не считать. И вообще их можно не опасаться. Они, как животные, инстинктивно чувствовали, что можно делать, а что нельзя. Куда можно ломиться, а куда – нет.

Если бы появился кто из местных, он бы задницей почувствовал, что здесь серьезные люди занимаются серьезным делом, и мигом бы ретировался. Спившиеся, тупые, но с инстинктами у них все в порядке!

Так что, по большому счету, охраннику Николаю в этой глухомани волноваться было не о чем.

Стой себе, кутайся в плащ-палатку, покуривай отсыревшую папироску и в ус не дуй. Чужие не придут, своих бояться нечего.

Даже если представить самый крайний, самый невероятный вариант – появление участкового на раздолбанном мотоцикле, и то переживать не из-за чего. Сунул блюстителю порядка купюру, похлопал по плечу, и он, милый, с благодарностью отчалит. Поедет дальше, будет расхитителей социалистической… пардон, капиталистической собственности ловить. Тех, кто коровники по бревнам растаскивает…

Словом, Николаю, по здравом размышлении, волноваться было не о чем.

Но он был слишком хорошим охранником. Вопрос профессиональной чести, так сказать… Служил не за копейки, да и такому человеку служил, что нельзя было даже на минуту расслабиться.

А вдруг?