Золотая змея. Голодные собаки

Лошади шлепают по воде, останавливаются, пьют, и снова из-под копыт летит галька, а вода журчит уже где-то в стороне, за поворотом. С высоких уступов лошади сходят осторожно, на ощупь, как всегда, их выручает чутье. Выбирая дорогу, они идут медленно, опустив голову к самой земле. Вниз… вниз… На каждом уступе Люсинда вздрагивает. Вниз… вниз… Ложбина, тропинка, люди и кони — все устремляется вниз, к реке, к Мараньону. Проходит час, другой… Люсинде кажется, что это не тропинка бежит вниз, а сама она падает куда-то, и от этого падения сладко замирает сердце.

Парни примолкли. Слышится только цокот копыт да журчанье ручья, и чем ближе река, тем чернее ночь. Порой упругие теплые губы прижимаются к шее Люсинды. Она дрожит, еще крепче обнимает своего друга и будто падает в пропасть, в черную головокружительную глубину…

Теперь кони ступают неслышно — под копытами мягкая, влажная земля. Воздух наполнен ароматом цветов анона.

— Вот и балка…

— Она самая…

Лошади ускоряют шаг. Еще час, и они выйдут к Мараньону, прямо напротив Шикуна. Ночь кончается, в лесу посветлело, в густой листве засуетились птицы. Тропа вползла на высокий бугор. Впереди из свинцового утреннего тумана выросла огромная черная глыба. Люсинда смотрит, широко раскрыв глаза, завороженная тишиной…

— Это скалы в ущелье, — объясняет Артуро. — Ночью они всегда такие. Скоро будем дома…

Уже видна белая лента тропинки, и лошади идут бодро, легко, оставляя позади поворот за поворотом. Могно и арабиско тянутся к дороге своими корявыми ветвями. И вдруг — глухой, ровный гул.

Мараньон!

Люсинде кажется, что это у нее в ушах шумит.

День торопится. С горных вершин сползает, разливаясь все шире, бледная желтизна. Свет проник и в ущелье, стали видны фиолетовые цветы арабиско, красные скалы, желтая земля и тропинка, покрытая галькой и белым песком. Конь Артуро останавливается и громко ржет. Тот, что под Рохе, отвечает ему. Вот он, Мараньон!

По-летнему синий, он поблескивает сквозь густую зелень деревьев, крепко обхвативших друг друга своими цепкими ветвями, чтобы удержаться, не упасть с крутого обрыва. Вода бежит, спотыкается, белая пена лижет прибрежные камни. Шпоры бьют коней все настойчивее и, проскакав еще с полчаса мимо хижин и плантаций сахарного тростника, всадники оказываются у самой реки. На этом берегу — Санта-Филомена, на том — Шикун.

Спешившись, братья ослабляют подпруги, а Люсинда садится на большой фиолетовый камень под гуаранго[23] и не может оторвать глаз от реки. Какая глубина, какая ширь! Вот они — река и долина. Красные зубья скал уходят в голубое небо. Долина Шикун тонет в густой зелени. Утренний свет позолотил песчаные отмели. Река, появившись из-за дальней излучины, исчезает за другой, где-то еще дальше. Синие волны играют, переливаются, выбрасывают на берег белое кружево…

От жары Люсинда не может двинуть ни рукой, ни ногой, и только глаза не знают усталости. Блестящие, удивленные — в них вся ее душа, робкая и трепетная.

Братья зовут перевозчика, а расседланные кони сами идут в воду и легко плывут к другому берегу.

Там двое мужчин подходят к реке, встают на помост из толстых бревен и взмахивают широкими, похожими на лопаты, дощечками. Люсинда ни о чем не спрашивает, она уже все поняла. Это и есть плот, это — весла, а люди — плотовщики. Артуро ведь тоже плотовщик. Ой, как они сгибаются, прямо пополам, как глубоко в воду уходят весла! Вот они все ближе, ближе, вот и подплыли. Последний раз с силой ударили по воде, ловко скользнули к самому берегу и бросили веревку. Рохе поймал ее, и плотовщики прыгнули на землю, громко приветствуя братьев. Потом на плот вошли все, уложив на него прежде сбрую и котомки. Артуро, просто так, для удовольствия, сам взял в руки весло. Удар, и потревоженная вода покрылась пеной, а плот стал упрямо перебираться с волны на волну. Люсинда никак не может прийти в себя: уж не снится ли ей все это — река, эти сильные руки, весла? И сам Мараньон, такой красивый, стремительный, могучий? Не разберешь, где Артуро, а где река, — оба знают свою силу, оба стараются показать ее.

В хижине Венансио Ландауро, одного из плотовщиков, они завтракают. Хозяин угощает их юккой, перцем и копченым мясом.

— Свежего нет… Ружье сломалось…

— Ничего, мы тут не задержимся…

— А то остались бы… — радушно предлагает Ландауро.

Братья смеются, а Люсинда даже и не слышит, о чем они говорят, — ее совсем очаровал сад перед хижиной: сколько здесь коки и какие деревья — агвиаты, усыпанные глянцевитыми плодами, густые манго, апельсины в белом цвету, и цветы эти так чудесно пахнут…

— За нами наверняка гонятся, — говорит Артуро и рассказывает о стычке с полицейскими.

Ландауро слушает и смеется вместе с братьями.

— Если они появятся и будут тебя звать, ты ни гугу. Пусть хоть лопнут, не отзывайся, и все.

— Ладно, буду молчать, вот как эта каменная изгородь, — уверяет Ландауро.