Золото

Вот же напыщенный осел! Да кем он себя возомнил? Он всего лишь наемник. Его ремесло – убивать людей, и он еще осмеливается меня судить?

Мой гнев – живое существо, острое и давящее, как толстый кусок льда, застрявший внутри и с каждым днем становящийся все больше, пока я вынуждена сидеть в этой комнате и наблюдать, как фейри вторгаются в мое царство.

Я смотрю в открытое окно, а в лицо мне дует холодный воздух. Солдаты беспрестанно маршируют по зазубренным останкам Седьмого королевства. В Орею. В Хайбелл.

На моих ресницах застывает лед. Тяжелые замерзшие частички собираются на веках, отслаиваясь от каждого движения и осыпаются снегом на мои щеки.

Мой гнев обратился в лед. Он незыблем. Холоден. Застывший в своей леденящей свирепости. Я тоже обратилась в лед. Застряла тут и вынуждена смотреть на вторжение льдистыми глазами.

Сзади что-то звенит, и я, повернувшись, вижу новый поднос с едой. Я смотрю на покореженный металл, и в груди просыпается гнев.

Отлетев от окна, я сердито иду к подносу и сметаю его на пол одним движением руки. Жестяной чайник со звоном падает на каменный пол, хлеб разлетается в стороны, а поднос громыхает. Я тяжело дышу, и клубы выдыхаемого воздуха собираются в облако, когда я подхожу к запертой двери.

Я берусь за ручку и дергаю за нее, но замок, конечно, не проворачивается.

– Выпустите меня! – кричу я на дерево. На замок. На фейри.

На него.

Я снова и снова дергаю за ручку, но она невосприимчива к моему гневу – гневу, который поднимается по горлу и вырывается изо рта яростным криком. Он срывается с губ одновременно с инеем, вырвавшимся из моих ладоней, и тогда дверная ручка вдруг разбивается вдребезги.

Не ломается, не расшатывается. Металлическая ручка так заледенела, что от одного взмаха моей руки ломается и падает на пол, разбиваясь на миллион осколков.

Я смотрю на куски льда, чувствуя, как гулко бьется в груди сердце, пронизанное страхом. Я перевожу взгляд на свою ладонь и льдистую линию, что ее пересекает. Сквозь эти осколки по моей коже струится магическая сила, и каждый из них пульсирует. Будто живой.

Я быстро распахиваю дверь, но тут же резко останавливаюсь.

Напротив стоят Фасса и Фриано. Их густые волосы висят тяжелыми путами, фейри смотрят на меня темными глазами. Они так похожи, что становится жутко. Единственное отличие между ними – родинки на щеках. У Фриано на левой, а у Фассы на правой.

Они бросают оценивающий взгляд на дыру в двери, где раньше была ручка, а потом снова смотрят на меня.

– Ну и хватает же вам наглости! – гаркаю я, встав перед дверью и загородив им вид на остатки ручки. – Заперли меня здесь, как какое-то животное.

– Ореанцы и правда всего лишь на ступень выше животных, – спокойно говорит Фасса и смотрит на своего брата. – А ты как считаешь, Фриано?

– Ты прав. Но хорошие животные знают, что лучше не покидать свою клетку.

Я сжимаю руки в кулак. Чувствую, как между пальцами хрустит снег.

– В любом случае, мы пришли за вами, – невозмутимо продолжает Фасса. – Пойдемте.

Я смотрю на них с негодованием.

Фейри разворачиваются на блестящих каблуках и спускаются по лестнице, рассчитывая, что я безропотно за ними последую. Я разжимаю кулаки, желая покрыть все коркой льда, заморозить их, а потом разбить вдребезги, но ничего не выходит.

В отчаянии мне хочется заорать. Эта магия, наполнившая меня холодом, эта сила, от которой ладони покрываются коркой льда, неполноценна. Ущербна. Или, может… все дело во мне. Я не могу породить жизнь, хотя я женщина. Не могу породить магию, хотя теперь у меня есть сила. Не могу править, хотя носила корону.

С мгновение я мешкаю, но мне остается лишь вернуться в эту комнату, а я понимаю, что, после нескольких дней в ее плену, это последнее место, где я хочу находиться. Потому, повернувшись, начинаю спускаться, хотя идти за ними претит. Я следую за братьями не торопясь, цепляясь за иллюзию, что решила сама за ними идти, а не подчиняюсь их приказу.

Фасса оглядывается и ухмыляется, словно понимая мои намерения, а я жалею, что не могу стереть с его лица это выражение. Мы идем по винтовой лестнице, ступеньки побиты, а в стенах – дыры, через которые видно унылое серое небо. Думаю, стены этой башни уцелели каким-то чудом, потому что большая часть замка разрушена и открыта стихии.

Эта лестница больше не покрыта ковром, и каждый шаг становится скользким, как на льду. Перил тоже больше нет, поэтому, если поскользнешься, то ухватиться будет не за что. Но шаг мой остается уверенным, даже когда братья время от времени пытаются не упасть. Я хочу поднять руки и спихнуть Фассу и Фриано, чтобы их черепушки раскололись на мерзлой лестнице. Может, я бы и осмелилась это сделать, если бы их было не двое.

У основания башни вижу разрушенный коридор, открытый стихии, стены обваливаются прямо у меня над головой, где свистит порывистый ветер. Здесь же старые дверные проемы, ведущие на сотни футов вниз, комнаты разрушены временем, а у порогов скопились кучи снега.