Золото

Зоя издала боевой клич; откуда-то сзади ей эхом ответил Адам. Из-за поворота вдруг появилась машина – черная, бесшумная при свисте ветра в ушах и невероятно близкая. Зоя увидела лицо женщины за рулем, ее открывшийся – о-о-о – рот. Помада у женщины была какая-то странная, ненатурально-розовая, но с голубоватым оттенком. Зоя прижалась к левой обочине, женщина – к своей обочине, и Зоя проскочила между машиной и краем дороги. Она удивилась. Мелькнула мысль: «Мало кто на этих дорогах так мажет губы». А потом она услышала страшный удар, но продолжала крутить педали.

Она знала: это не станет правдой, если только она не оглянется. Была уверена: если будет мчаться быстрее ужасной новости, то новость никогда ее не догонит. В эти мгновения она начала исчезать из потока времени. Она и время уподобились маслу и уксусу, которые налили в одну посуду, встряхнули, да так и оставили. А потом они начали разделяться на волшебство и воду. Зоя ехала без остановки двадцать пять миль, а когда ее наконец обнаружили полицейские, уже смеркалось. Она мчалась по двухполосному шоссе, виляя от изнеможения из стороны в сторону. Водители грузовиков едва успевали свернуть и остервенело гудели. Она была как в бреду. Она спросила у полицейского, за что ее задержали? За то, что она срезала с руля своего велосипеда ленточки с блестками и бросила их на пол кухни? Ее усадили на заднее сиденье полицейской машины, сняли с нее шлем из папье-маше и положили шлем рядом. Ее отвезли в больницу, где ей поставили капельницу с физиологическим раствором и глюкозой, и только потом рассказали, что произошло.

Мать приехала в больницу под вечер на следующий день и молча отвезла дочку домой. Ленточки с блестками и отстриженные пряди волос Зои все еще валялись на полу в кухне. Не сказав Зое ни слова, мать легла в постель и потом десять дней не выходила из своей комнаты, пока наконец не пришла в себя. Только тогда она ответила на телефонный звонок и дала согласие на то, чтобы тело Адама перевезли из морга в церковь, а потом – на кремацию. Домой приносили открытки с соболезнованиями и цветы. А Зоя в отличии от остальных не была так уверена в том, что ничего нельзя изменить. Несколько раз в день она поднималась на Черный Холм и гнала свой велосипед вниз – так быстро, как только могла. Ей казалось, что если она сумеет ехать быстрее, чем когда бы то ни было, если сумеет обогнать время – тогда она обернется, а позади – Адам. Она была уверена, что сможет вернуть его. Маленькой она много чего загадывала. Одни желания сбывались, другие нет. Как-то раз в канун Рождества она улеглась спать на полу в спальном мешке, оставив свою кровать Иисусу Христу. Утром проверила, смята ли подушка. Подушка оказалась нетронутой. А в другой раз она проехала мимо сбитого машиной лиса, но лис был целехонек. Он был еще теплый, его глаза горели черным огнем, и Зоя загадала: «Отнесу его к большой березе и положу рядом с ним желуди. Тогда он, наверное, оживет». На другой день Зоя пришла к тому месту, и лиса под березой не оказалось. Значит, он ожил.

Если уж она сумела обхитрить время лиса, можно попытаться украсть у времени своего брата. Она вновь и вновь спускалась на велосипеде с Черного Холма, каждый раз – все быстрее, но сколько ни оглядывалась, Адама позади не было. И всякий раз она думала: «В следующий раз поеду еще быстрее. Ни за что не проиграю гонку».

Она не помнила, в какой именно день перестала верить, что ее победы вернут ей Адама. Не помнила, когда перестала оглядываться во время гонок, чтобы увидеть его позади. Она вырастала, и время, обожавшее любоваться собой, воздвигло себе монумент из ее воспоминаний, и мало-помалу он загородил собой прошлое.

Восточный Манчестер, Клейтон, Баррингтон-стрит, 203

Кейт еще говорила по телефону с Томом, когда по лестнице спустилась Софи, крепко держась за поручни и щурясь от света.

– Том, – сказала Кейт. – У меня дела.

– Конечно. Ты сделаешь это?

– Да.

– Если хочешь, можно устроить гонку позже. Через неделю или две, чтобы ты могла морально подготовиться.

Кейт на миг зажмурилась и задумалась.

– Нет, – сказала она. – Я готова. Пусть это будет завтра.

– Я могу тебе чем-то помочь? Ни о чем не хочешь со мной поговорить?

– Нет, – ответила Кейт. – Просто подготовь мой велосипед, ладно?

– Вот умница, – сказал Том. – Значит, завтра в полдень? Приезжай в одиннадцать, разомнешься.

– Хорошо.

Кейт спрятала телефон в карман и обняла Софи.

– Как ты? – спросила она.

Припухшими со сна глазами Софи посмотрела на Кейт так, словно пыталась понять, что за существо перед ней.

– Прошу прощения, – хрипловато спросила она, – а какая это планета?

– На Земле время завтрака, – сообщила Кейт. – Рисовые хрустики или резаный банан?

– Рисовые хрустики. А ты за Империю или за повстанцев?

– За повстанцев. Сок или горячий шоколад?

– Сок. А папа где?

– На тренировке.

Софи застонала, села к кухонному столу и обхватила голову руками.

– Ты себя хорошо чувствуешь, милая?

– Ага.

– Правда?

Софи промолчала, глядя в окно.