Золото абвера

— Ты Серый, глянь — нет тут никакого кладбища, по крайней мере, оно не отмечено, но если мы будем раскручивать это дело, то оно появится точно. Я тебя там сам похороню, если это бред недобитого фашиста. В Сычевке ты быстрее найдешь кладбище французам, там их гарнизон Денис Давыдов под сабли пустил! Мало, кто тогда в живых остался.

— Но, ты лучше посмотри, вон крестик в кружке, где находится, может это там?

— Дурак, это же болото и какой — то бугор на нем — вот это и есть наше кладбище.

— Во — во, он про болото, мне и говорил, но только сказал, чтоб мы туда вообще не со-вались!

— Ай, ну её, твою карту, сорок пять лет прошло, там уже колхозники, всё под поля разрыли. Ты лучше мне скажи как там у тебя с Керстин?

— Как — как все хоккей, я даже и не знал, что она в девках. Я потом её спросил, а она мне про какую — то junfe, что за junfe такая.

Виталик, стал давиться от приступа смеха, он ржал, держась за живот, и катался по бетонным плитам взорванного бомбоубежища, повторяя за Сергеем.

— Junfe — junfe — junfe, ты хоть знаешь, что это по-немецки такое!? — Спросил он.

— Откуда — я что, тебе этот, как его там — пы-ле-гл-от какой.

— Кто — кто, пылеглот? — пы-ле-гл-от, junfe?

Снова истерический смех, сразил Виталика, и тот смеялся, до того, пока не стал сильно икать.

— Ты хоть знаешь, что это junfe — дубина!? Это по-русски целка, и не пылеглот, а по — ли — глот. Ты Серый, рассмешил меня от души, даже вон настроение поднялось. Со своей, ты договорился, что где и как будем сегодня встречаться?

— Договорился — на пляже, как всегда. А твоя Мануэлка, что же?

— Мануэла, о Мануэла, это высший класс, и представь себе, тоже была junfe. -Так что вы-ходит, мы зря боялись, они обе в девках ходили, то есть junfe. А ты мне гад, что заливал, проститутки, сифилис, триппер!

— Да не суетись ты, делать то, что будем? Может, в Потсдам прокатимся?

— Ты Серый, точно кретин, это в такую-то жару — то? Лучше уж валяться на пляже, чем в городе нюхать асфальт, да задницы свои парить.

— А мы поедем в парк Сан — Суси. Там пруды, фонтаны и всякая достопримечательная лабуда. Сосисок похаваем, да пиво попьем!

Езжай ты сам, в своё Сам Соси, в электричке, переться туда обратно — потом все равно, нужно будет, на озеро ехать, чтобы задницу помыть, после такого путешествия.

— Слышь Виталь, а может Фридрих Штат Палас, они приезжают к нами в Дом офицеров. Девчонок своих возьмем, они будут счастливы, поглазеть на шоу. Их же балет кроме как по телевизору, считай, нигде больше не показывают.

— Ну да, чтобы с ходу, да в лапы к Молчи — Молчи. Он спит и видит, как нам ласты завернуть. Вот он то, и будет счастлив по настоящему. Если он, еще узнает про карту, то на сто процентов, поедем мы на лесоповал, как агенты иностранной разведки. А этого писклявого ка-страта, в образе Карела Гота вместе со своей бабской командой, пусть слушают наши мамы и папы.

— Да — прошлый раз, когда приезжал этот балет, мы с пацанами под окном гримерки торчали. Смотрели, как эти девки ходили и трясли сиськами, а в жопе у них перья торчаликак у павлинов. Красота! Заметив нас в окна, они сиськи свои прятать, не стали — нет. Наоборот целой кучей подошли к окну, и выставили их на показ как в телевизоре, так, что нам аж дурно стало. Эти сучки хоть бы постеснялись. Они тогда так заржали, что мы все врассыпную бросились. Они же считай, над нами посмеялись. Ничего эти козы сиськастые, не стесняются!

— Правильно и сделали, я гляжу на тебя Серый, и удивляюсь, у тебя же есть Керстин, захотел посмотреть на её сиськи, сиди, смотри. Не хочешь её, включил Бундес и хоть до утра, не только сиськи — письки во весь экран тебе покажут. Не будь ты, таким сексуально озабоченным — о, великий мой мастурбатор!

— Так что, все-таки на пляж идем, да пивка малость пососем? Смотри, лето кончится, а мы так и не загорели нормально.

* * *

Лето как — то удивительно быстро подходило к концу, и легкая грусть, все чаще и чаще, стала посещать ребят, так как с каждым уходящим днем, близилось их расставание с девчонками. Осень и зима пролетят мгновенно, а за весной экзамены и в Союз. Все эти мысли навивали чувства некого душевного беспокойства. Ведь это были уже не детские игры в дочки матери, а настоящая любовь, которая затянула в свой омут по самые гланды.

Очень трудно — очень трудно было представить, с какими глазами, и с какой болью в сердце, предстояло им это расставание. Правда, сейчас об этом думать не хотелось. — Не хотелось, еще и потому, что пока впереди было, почти десять месяцев, и еще пока было лето.

Несколько дней спустя, возле дома Керстин, появился «Barkas», с тонированными стеклами и надписью технической помощи. Девчонки, уходя на встречу к ребятам, даже совсем, не обратили внимания, так как таких машин, таких было предостаточно, и ни одна, не могла вызвать, хоть какого-то малейшего подозрения, а тем более в Восточной Германии.