Во втором ящике ровным рядом стояли четыре банки тушенки. Билый осмотрел их внимательно. Банки оказались целыми, не вздутыми. Микола взял ящик в руки: «Пригодится. Хоть небольшой, но на растопку сгодится». Наклонил к себе, чтобы спустить его на стол. Банки съехали в сторону наклона. За ними по дну ящика скатились несколько патронов к штуцеру и один за другим выпали, стукаясь о стол. Билый попытался их удержать, но сам потерял равновесие, стол под ним закачался, одна ножка подогнулась, и казак бухнулся вместе с ящиком и столом на пол. Успел подставить ногу, что смягчило падение, но одна банка все же упала на руку.
– Хай те грэць! – выкрикнул казак в сердцах. Потер ушибленное место. Прошло. Оглядел свою добычу. Неплохо. Патронов было пять. Каким образом они оказались в том ящике? Случайно кто-то забыл, когда оставлял провизию и теплые вещи, следуя негласной традиции полярников, или же специально положил, мол, всякое бывает и иной раз пять патронов могут спасти от беды?
– Впрочем, какая разница?! – рассуждал вслух Микола. – Стоп, а где котелок с пшеном и мешок? Неужто вместе со мной приземлились?
Но на полу рядом ни мешка, ни котелка не было. Билый поднял голову, посмотрел на нишу. Темные доски были покрыты легким инеем. Природа создала причудливый рисунок.
И мешок, и котелок с пшеном стояли на краю полки.
– И как дальше, пластун? – спросил сам себя. – Стол теперь только в огонь. Толку от него никакого. Если со скамьи попробовать?
Микола поднял одну половину сломанной скамьи и, сделав шаг, поставил ее рядом со столом. Сразу стало ясно, что затея неудачная. Слишком низкая была скамья. Казак опустил ее снова на пол. Скамья упала, издав металлический звук. Микола удивленно посмотрел на пол. Среди переломанных досок лежал его штуцер. Билый поднял его. Покачал головой. Приклад был разломан. Но стволы целехоньки, не погнуты.
– Видимо, поляки побрезговали брать такое оружие и на всякий случай, чтобы не досталось нам, сломали приклад. Ладно, разберемся. Надо подумать, как теперь котелок с мешком достать.
И тут Билого осенила мысль:
– Багор! Если поляки его не забрали.
Микола вышел наружу. Малахай с другим псом из упряжки бегали друг за другом, весело порыкивая. Вот и сани. Поляки не забрали их с собой, лишь опрокинули.
– Кляты ляхи! – вырвалось у пластуна. Он ухватился за поручни и, упираясь ногами, не без труда поставил сани на полозья. Багор лежал сбоку, припорошенный снегом.
– Добре, – Микола поднял багор и вновь зашел в хижину. Мельком взглянул на Суздалева. Тот лежал так же на спине, голова была слегка запрокинута назад. Грудь слегка приподымалась в такт слабому, неглубокому дыханию. Билый кивнул головой, будто подтверждая какие-то свои догадки. – Спи, Ваня, спи, друже.
Билый, подняв багор, ловко подцепил котелок и, не просыпав ни одного зерна, опустил его на пол. С мешком вышло еще легче. Не без удовольствия натянул на себя Микола шерстяной свитер и толстые штаны, лежавшие в мешке.
– Нужно сходить за шубами, пока еще не совсем темно, – дал себе команду пластун. Вспомнил, что собаки не кормлены. В его дорожном мешке, валявшемся в углу хижины и, видимо, по этой причине незамеченном спешно собиравшимися поляками, лежали еще несколько рыбин. От тепла они растаяли и издавали не совсем приятный запах. Но выбора не было.
– Малахай! – позвал Микола, выйдя наружу. Тот побежал, ведя за собой второго пса. – Нате вам, ешьте.
Билый бросил каждому псу по рыбе. Те с осторожностью понюхали предложенную еду, покосились на казака.
– Ешьте, все равно другого ничего нет. Ешьте. А я прогуляюсь недалече.
Голод не тетка, и собаки, еще раз обнюхав рыбу, не торопясь принялись за еду.
Билый, удаляясь, оглянулся: «Вот и добре!» Метрах в десяти, где Микола оставил оба трупа, из-под снега выпорхнула стайка куропаток, оставляя в воздухе несколько парящих белых перьев.
«Нужно будет вентирь поставить», – подумал казак. Шубы с окоченелых тел снимались с трудом. Нелегко было сгибать застывшие руки в локтях. Наконец Билому это удалось. «Извините, господа, вам они уже без надобности, а нас спасут. За что вам спасибо».
Острый глаз пластуна заметил несколько мелких точек на бело-синем лице Замойского. Как будто кто-то клевал его своим клювом.
«Куропатки, – подумал Микола. – Птицы, даже не хищные, тоже животиной не брезгуют, – вспомнил Билый, как говорил об этом дед Трохим. – Курица и та мыша норовит поймать и непременно расклевать».
Встряхнув хорошо обе шубы от набившегося в них снега, Микола вернулся к хижине. Малахай со своим собратом закончили с рыбой, не оставив и плавника на снегу.
– Вот и ладно, – потрепал обоих псов по загривку казак. – А теперь пора в хижину. Хай!
Собаки, услышав знакомую команду, приподняли уши, насторожились: «Неужто хозяин решил в сани запрячь и по снегу проехаться?!» Малахай радостно завилял хвостом, повизгивая в нетерпении.