Золото «Черного принца»

– Все останется между нами, – заверил его вор в законе. – Ты меня знаешь. Ну, сколько с меня?

Смущаясь, Егор назвал сумму.

Туз побагровел:

– Это же разорение!

Закройщик развел руками:

– Как пожелаешь, дорогой. Ты, я вижу, приехал в Севастополь не по воле своего начальства. Это увеличивает цену. Представь, что будет мне, когда узнают: я помогал тебе скрываться.

Федор побледнел от гнева, однако, против обыкновения, не накинулся на обидчика.

– По рукам, – неожиданно сказал он. – Я согласен.

Егор засуетился:

– Пойдем в другую комнату. Я должен тебя сфотографировать. Через денек-другой справлю документик.

Когда мужчины остались наедине, Глухарь, подойдя к Кубышкину, готовящему стойку для фотоаппарата, легонько ткнул его в бок острым лезвием ножа.

– Только, Гоша, смотри, без фокусов. Мне терять нечего. Задумал я большое дело – и либо пан, либо пропал. Выгорит оно, будет все шито-крыто, получишь прибавку.

Кубышкин изобразил на лице угодливую улыбку:

– Для тебя я готов на все.

Через два дня, получив поддельный паспорт и немного изменив внешность, Глухарь без труда взял билет на поезд, следующий в Одессу.

Глава 22

Одесса, 1938 год

Даниил Васильевич Фирсов, в прошлом водолаз «ЭПРОНа», а ныне – командир отряда водолазов Одесского порта, стоял у памятника Дюку Ришелье и с тоской глядел на серое осеннее море, лениво играющее барашками. Хмурая октябрьская погода не прибавляла настроения.

«Наверное, она все-таки не придет, – думал он, сжимая в руке букет крупных белых астр. – Ей ничего не стоит в очередной раз посмеяться надо мной и моей любовью».

Мужчина вытащил из кармана часы, подаренные ему начальником экспедиции Львом Николаевичем Мейером. Большая минутная стрелка неумолимо приближалась к цифре 30.

«Опаздывает или не придет? С нее станется».

Сильный порыв ветра растрепал его жидкие седоватые волосы. Никогда еще за последние несколько недель сорокатрехлетний мужчина не чувствовал себя таким старым и немощным. А виною всему была внезапно вспыхнувшая любовь к хорошенькой восемнадцатилетней девушке Соне Бочкиной, машинистке жилконторы и его соседке. Встретив ее, Фирсов начисто позабыл о жене, умершей от тифа в Гражданскую, памяти которой он хотел остаться верен, и, как мальчишка, стал бегать за одесской красоткой. Он караулил ее у подъезда и, если девушка возвращалась с работы одна, без неизменных ухажеров, дарил ей цветы и приглашал поужинать в ресторан. До вчерашнего дня Бочкина отклоняла назойливые приглашения. Вчера она наконец сжалилась над неудачливым поклонником.