Золото дракона

— Да, существует много вещей, которые совсем не по душе людям Рада, — мрачно кивнул Джон Найт.

— Поэтому Пророчество так важно для них — там говорится о свержении тирана. Я никогда в него не верил, но теперь, думаю, что ошибался. Если ты и в самом деле тот Круглоухий…

— Но… как ты смог освободиться?

— Сбежал. Старший сын помог мне, хотя я не просил его об этом. Очевидно, даже королева не смогла уничтожить в нем честность и благородство. Ему тогда было только три года, но он смог отвлечь стражника; тот не запер дверь камеры, и малыш «нечаянно» выпустил меня. Горжусь, что смог уничтожить все оружие, принесенное из того мира, за исключением одного летательного аппарата, который королева слишком хорошо запрятала, нескольких гранат и лазерных пистолетов. Твоя мать была… настоящей королевой. Знала откуда я, что делал, и все же приняла в свой дом. Как она была прекрасна! Душой и телом. Там, на этой ферме, с тобой и Джон, я узнал, что такое истинный рай. Но это не могло продолжаться долго. Я знал это. Услыхав, что вскоре здесь появятся шпионы, я ушел, захватив гранаты и пистолеты, и использовал их, чтобы защитить себя. Думаю, что остатки тел стражников посчитали моим трупом. Поэтому все подумали, что я мертв. Ну что ж, пусть Шарлен живет долго и счастливо! Она заслуживает другого мужа, лучшего, чем круглоухий из чужого мира.

Найт замолчал, вытирая глаза.

Келвин раздумывал над услышанным. Наконец он узнал о происхождении отца и своем собственном. Осталось только…

Юноша глубоко вздохнул:

— А где твой сын? Твой и королевы?

— Кайан. Хороший мальчик. Будет настоящим человеком. Ты встретил его при несчастливых обстоятельствах. Может, когда он навестит тебя…

— Навестит? — удивленно спросил Келвин. — Здесь, в этом подземелье?

— Повернись и взгляни, — посоветовал отец.

Келвин испуганно обернулся. Перед ним стоял его противник, владелец перчатки с правой руки, Кайан, синеглазый, светловолосый и круглоухий. На четыре года старше Келвина. Как же он не узнал брата сразу? Только потому, что не знал о его существовании?

На Кайане были обе перчатки. Неужели они и ему помогали? В этом случае, брат непобедим, и ничто в мире не сможет причинить ему зло.

— Келвин, брат! — воскликнул Кайан.

Голос его, довольно высокий, тоже напоминал голос Келвина.

Келвин встал, с трудом сохраняя равновесие, чувствуя как кружится и болит голова.

— Мы братья, — согласился он. Нет смысла отрицать это и враждовать с Кайаном.

— Я рад, что тебя не убили, — сказал он. — Было бы ужасно сознавать, что твой брат мертв.

— Да, — кивнул Келвин. Неужели Кайан так же одинок?

— Ты знаешь о Пророчестве, — продолжал Кайан. — Оно относится ко мне. Я должен избавить Рад от язвы — твоей банды Рыцарей, Келвин. Теперь, когда перчатки соединились, опасности больше не существует.

Келвин с трудом удерживался от вопля изумления. Какое странное истолкование! Что сказала бы Шарлен, его мать? А Джон Найт и король Раферт?

— Мы оба круглоухие, Келвин, — продолжал Кайан. — Моя мать, королева, все мне объяснила.

Келвин взглянул на отца, но тот только пожал плечами. Наконец, очевидно, пожалев сына, он сказал:

— Если Пророчество не бессмыслица, Кайан, возможно, прав. Но оно может относится и к тебе, и к Хелн Фламбо. Кто знает, о чем оно на самом деле?

— Я победил тебя в битве, — вмешался Кайан.

— Вовсе нет, — запальчиво возразил Келвин. — Никто никого не победил.

— Верно, Кайан, — кивнул отец, — по-моему это была ничья!

— Без перчатки, которую ты нашел… — начал Кайан.

— И без той, что была у тебя…

Оба смолкли; Келвину почему-то захотелось смеяться. Если бы ситуация не была столь серьезной…

— Видишь ли, Келвин, — сказал отец. — Питер Флик упрашивает Зоанну, чтобы та велела обучить Кайана управлять ранцем с реактивным двигателем и лазерным пистолетом — всем оставшимся оружием. Я обучил его обычаям и наукам нашего мира — философии, политике, технике, так что Кайан понимает принципы, но не разбирается в деталях, и сознает, что если попытается взлететь — скорее всего, разобьется и уж, конечно, понятия не имеет, как заряжать пистолеты. Так что именно это — залог моей безопасности. Кайан предан матери и думает, что такое чуждое создание, как я, недостойно быть его отцом. Правда, Кайан?

Тот покачал головой.

— Нет. Я был бы верен тебе, отец, не стань ты заклятым врагом моей матери.

Джон Найт отвернулся, и Келвин понял: отец надеялся на не такой ответ. Он подстрекал Кайана сознаться в том, что недостоин верности и преданности или опровергнуть столь резкие слова, но Кайан, умело избегая крайностей, дал уклончивое осторожное объяснение. Келвин уважал его за это. Но увидев расстроенное, несчастное лицо брата, покачал головой, поняв, как желал Кайан, чтобы отец и мать были друзьями, тогда не пришлось бы выбирать на чьей стороне оказаться.

— Мы можем иметь разное мнение, но по-прежнему оставаться братьями, — заявил Келвин.

Кайан благодарно посмотрел на него и отвел глаза — очевидно он не мог высказать ни жалости ни любви к врагам матери.

— Ах, как мило! — раздался чей-то голос.