– Спокойно, господа, спокойно! – заволновался Верлин. По-моему, шефу тоже было сильно не по себе. Одно дело – мелкое жульничество с налогами и накладными, другое – дележка сомнительного миллиона.- Пусть господин Безуглов вначале отчитается. Давайте, Иван.
Безуглов достал из кармана бумажку, покрытую условными каракулями.
– Получено благовоний из Непала на номинальную сумму в четыреста, включая доставку. Реализовано полностью. Чистая выручка от розницы – миллион сорок тысяч. Обработка обошлась в сорок тысяч. Расфасовка в десять. Расходы на конвертацию -десять. Расходы на охрану и смазку – шестьдесят, хотя планировалось десять. Четыреста возвращается банку "Народный кредит".
– Пятьсот шестьдесят, юноша,- сказал Зеленов.- Восемьдесят процентов годовых.
– Дал бы договорить сначала! – огрызнулся Иван.- Не маленький. Он отсчитал пятьдесят шесть пачек и пододвинул их к Зеленову. Остается триста шестьдесят. Михаилу Юрьевичу сколько, господин Верлин?
– Двести,- сказал Пешкин.- И ни копейкой меньше.
– Но непредвиденные расходы,- заговорил Верлин огорченно,- ты же сам слышал. Сейчас все деньги разойдутся, а на что мы будем строить завод?
– Двести,- повторил Пешкин.- И поверьте мне, что это самая скромная сумма, которая мне нужна. Я на нее в Альпах даже такой халупы, как эта, купить не смогу, придется доживать век в какой-нибудь Коста-Рике.
– Ну хорошо.- Безуглов затравленно огляделся.- Останется сто шестьдесят. Сто пятьдесят Верлину. А мне всего десять, так? За всю кампанию по продаже, за весь риск, так?
– Ничего себе! – присвистнул Верлин.- Десять тысяч! Это же тебе в карман, Ваня! А мои полтораста целиком уйдут на зарплату специалистам, на аренду помещения, на перелеты. Я же вкладываю деньги в дело! В СП, от которого ты же сам будешь кормиться через пару лет! На "мерседесах" ездить, из-за границы не вылезать! А?
– Слушайте,- сказал Безуглов,- а может быть, скинемся понемножку и повторим всю операцию?
За окном уже совершенно стемнело. Раскачивался фонарь под жестяным колпаком, проплывали тени наших шоферов, которые кругами расхаживали вокруг автомобилей. В кронах сосен стояла полная луна, всегда напоминавшая мне лицо больного синдромом Дауна. Я боялся. Мне казалось, что у ворот дачи вот-вот притормозит кавалькада милицейских машин, которая заберет всю честную компанию, включая и меня самого, и отвезет на Лубянку. Впрочем, успокаивало то, что представитель Лубянки уже сидел за нашим столом, и, вероятно, поделится доходами от операции со своими коллегами. Радовало меня, признаться, и то, что я сумел отговорить Верлина приглашать на эту встречу АТ. За него я боялся гораздо больше, чем за себя.
– О нет! – рассмеялся Пешкин.- С меня хватит. Вы никогда не пересекали границу СССР с фальшивым непальским паспортом и грузом ритуальных благовоний, причем с заочным приговором на двенадцать лет лагерей? Да и Паша вряд ли захочет.
– Вряд ли,- подтвердил господин Верлин.- Все мы знаем, что наша операция носила исключительно однократный характер, с целью достать денег на строительство завода. И в этом плане она принесла слишком мало. Нет, надо искать другие пути, господа.
Дележка затянулась далеко за полночь, и я проснулся на Савеловском только в одиннадцатом часу с тяжелою головою. Было время, когда подавленность охватывала меня в этой квартире мгновенно после пробуждения, потому что я знал: за стеною Алексей Борисович, по его собственному выражению: глубоко познает душу другого человека единственным доступным нам способом. Я уставился на дешевые тисненые обои (рисунок мучительно напоминал недорисованного двуглавого орла) и почти сразу все вспомнил.
Перед тем как садиться в свои "Жигули" без шофера, с пластиковым пакетом, который распирали полученные от Безуглова двадцать пачек, доцент Пешкин подозвал меня.
– Мы с вами, наверное, не увидимся больше,- полуутвердительно сказал он по-французски.- Завтра я отбываю за границу.
– А попрощаться с АТ вы не хотите?
– Ни к чему,- усмехнулся доцент Пешкин. В дачной темноте, освещенной только автомобильными фарами, он казался гораздо старше своих пятидесяти с небольшим.- Я напишу ему, когда доберусь. Если доберусь, конечно.
– А что может случиться?
– Все под Богом ходим. Вы знаете, как я боюсь пересекать границу завтра. У вас хорошая память?
– Не жалуюсь.
– Тогда, если я месяцев через шесть не объявлюсь, передайте ему одну фразу, хорошо?
Он наклонился к моему уху и прошептал несколько слов. Я повторил фразу.
– Но что это значит?
– Он поймет,- сказал доцент Пешкин.- Можете еще добавить: отпускаются тебе, чадо, грехи твои. Но это необязательно. Maintenant, adieu. Было очень приятно познакомиться. Вы производите впечатление человека более порядочного, чем эта свора. И еще. Возьмите вот это.- В карман моего плаща легло нечто довольно увесистое.- Четыре пачки из полученных мною. Пожалуйста, передайте их Катерине. Лучше за границей, если она там будет. До свидания.