Золото и железо. Кларджес

Амаранта Джасинты выглядела великолепно. На ней было тонкое длинное платье; ее солнечно-светлые волосы свободно спускались на плечи, глаза светились умом. Она с подозрением разглядывала незваного гостя: «Так что же, зачем вы пришли?»

Кудеяру трудно было не обращать внимания на ее привлекательность. Она холодно усмехнулась: «В ближайшее время прибудут мои гости. Если вы задумали снова насильственно лишить меня жизни, вам не удастся незаметно скрыться, а ваши похотливые надежды — о каковых можно судить по выражению вашего лица — не оправдаются».

«Я не замышляю насилие и не надеюсь удовлетворять похоть с вашей помощью, — спокойно сказал Кудеяр. — Несмотря на то, что ваше поведение заслуживает первого, а ваша внешность — второго».

Амаранта Джасинты рассмеялась: «Раз уж вы решили меня развлекать, присаживайтесь».

Кудеяр сел на низкую софу у окна: «Я пришел, чтобы с вами поговорить — чтобы уговорить вас — даже, если потребуется, чтобы умолять вас». Он сделал паузу, но амаранта Джасинты всего лишь молча стояла перед ним и ловила каждое слово.

Кудеяр продолжал: «За последние две недели вы как минимум три раза нарушили мое право начать профессиональную карьеру».

Амаранта Джасинты начала было что-то говорить, но промолчала.

Кудеяр проигнорировал эту несостоявшуюся попытку возражения: «Вы подозреваете, что я — преступник. Но если вы ошибаетесь, вы подвергаете меня вопиющей несправедливости. А если вы правы… в таком случае я — изобретательный и отчаянный человек, который не уступит вам без сопротивления».

«А! — низким голосом произнесла амаранта Джасинты. — Вы мне угрожаете?»

«Я никому не угрожаю. Если вы прекратите попытки наносить мне ущерб, каждый из нас сможет жить в свое удовольствие. Но если вы будете упорствовать, станут неизбежными последствия, отвратительные для меня и еще более отвратительные и пагубные для вас».

Амаранта Джасинты взглянула в окно, на серовато-голубой «Селестин», опускавшийся на площадку перед ее усадьбой: «Мои друзья уже прибыли».

Двое мужчин и женщина вышли из аэромобиля и приблизились к входной двери. Кудеяр поднялся на ноги. Амаранта Джасинты неожиданно сказала: «Оставайтесь — давайте объявим перемирие на пару часов».

«Я был бы не прочь объявить постоянное перемирие. И приветствовал бы от всей души еще более близкие отношения».

«Подумать только! — воскликнула амаранта Джасинты. — Он не только Чудовище, он еще и завзятый ловелас! Никогда не знаешь, задушит он тебя или поцелует?»

Прежде чем Кудеяр успел ответить, у двери прозвучал колокольчик, и амаранта Джасинты поспешила пригласить в гостиную своих гостей.

К ней пришли композитор Рори Макклахерн, реставратор древних музыкальных инструментов Малон Керманец, а также напоминавшая бледного призрака рыжая девушка из сословия гларков, представившаяся только как «Фамфинелла». Через некоторое время прибыли и другие посетители, в том числе канцлер Клод Аймиш и его секретарь, замкнутый темнолицый молодой человек по имени Рольф Эйвершем.

Амаранта Джасинты подала приятный ужин. Завязалась веселая беседа о пустяках. «Почему бы так не могло быть всегда?» — спрашивал себя Кудеяр. Подняв голову, он встретился глазами с Джасинтой. Его настроение улучшилось; он выпил больше вина, чем, пожалуй, следовало бы, и принял живое участие в разговоре.

После ужина Рори Макклахерн демонстрировал свое новое сочинение: семичастную сюиту, вдохновленную сказочными легендами седой старины. Сюита еще никогда не исполнялась публично — на диске, вставленном композитором в воспроизводящее партитуру устройство, все еще сохранились черновые поправки, внесенные в оркестровку. Когда сонофон шипел и дребезжал в этих местах, Макклахерн нервно смеялся: «Мусор и отпечатки пальцев! Эти инструменты не предусмотрены автором».

Музыка скоро наскучила канцлеру Аймишу. Пристроившись с Кудеяром поодаль от остальных, он заметил — тихо, чтобы не мешать другим: «Мы где-то недавно встречались, но я не припомню, где именно».

Кудеяр напомнил ему об обстоятельствах их знакомства.

«Да-да, конечно! — сказал Аймиш. — Прошу меня извинить, мне трудно запоминать всех, с кем мне приходится встречаться: слишком много лиц, слишком много имен».

«Понятное дело, — отозвался Кудеяр. — Вы занимаете достопримечательную должность».

Канцлер рассмеялся: «Я закладываю краеугольные камни, поздравляю новых амарантов, читаю обращения в Пританеоне». Он презрительно махнул рукой: «Все это никому не интересно. Тем не менее, круг моих полномочий, в их полном объеме — если бы я решил ими воспользоваться — в самом деле впечатляет».

Кудеяр вежливо согласился, хотя прекрасно знал, что уже через сутки после того, как канцлер осмелился бы воспользоваться даже самой незначительной из своих прерогатив, Пританеон единогласно подверг бы его импичменту. Должность канцлера была анахронизмом — не более чем символом исполнительной власти, унаследованным с тех времен, когда чрезвычайные ситуации возникали практически ежедневно.