Золото и железо. Кларджес

Кудеяр прислушивался к удаляющимся звукам ее шагов. Несколько минут он стоял неподвижно, глубоко задумавшись. Если она его подозревала, как она осмелилась явиться к нему одна, так поздно вечером?

Ему в голову пришла внезапная догадка: посмотрев по сторонам, он стал поспешно обыскивать квартиру. Под диваном он нашел передатчик — маленькую коробочку, гораздо меньше ладони. Кто-то несомненно прослушивал их разговор, готовый вмешаться при первых признаках нападения. Тем самым объяснялась ее смелость.

Кудеяр раздавил передатчик каблуком и выбросил его остатки в мусоропровод.

Отломив колбу вина от черенка, он растянулся на диване и попытался спокойно проанализировать ситуацию.

Амаранте Джасинты Мартин достаточно было подписать и подать официальную жалобу. В таком случае палачи проведут его в камеру для допроса. На допросе будут присутствовать три трибуна, следящих за тем, чтобы не выяснялись какие-либо посторонние вопросы, но любую относящуюся к обвинению информацию из него рано или поздно выудят.

Если ему удастся продемонстрировать невиновность, амаранта Джасинты Мартин понесет ответственность за возмещение ущерба. Если его вина будет доказана, расправа будет скорой и безжалостной: существованию Гэйвина Кудеяра придет конец.

Кудеяр неприязненно поглядывал на стены квартиры. Его подведет собственный ум — утаить что-либо от детектора лжи невозможно… Кудеяр вскочил на ноги. Детектор лжи? Пусть копаются у него в памяти! Ничего они не найдут! Тот факт, что он стал Чудовищем, явно способствовал высвобождению мыслительных процессов. Табу сдерживают ум, как плотина — натиск штормового моря. Проломи плотину — и через нее прорвется весь океан!

Он расшагивал из угла в угол, яростно вырабатывая план действий. Прошло полчаса. Кудеяр присел за стол, поставив перед собой диктофон, и записал на два диска две продолжительные речи. Первый диск он запаковал в коробку; второй оставил в диктофоне, снабдив его краткой пояснительной запиской, адресованной самому себе.

После этого он запрограммировал часы, чтобы они разбудили его в семь утра, и улегся на постель. 3

Кудеяр прибыл в паллиаторий раньше обычного, пропуская выходивших навстречу медсестер и фельдшеров, закончивших ночную смену.

Регистратор в приемной потребовал, чтобы он предъявил удостоверение. Кудеяр выполнил его требование и поднялся в лифте на третий этаж.

На столе в кабинете Базиля мигала лампочка автоответчика. Кудеяр нажал на клавишу, чтобы прослушать сообщение.

«К сведению Базиля Тинкупа, — авторитетно произнес женский голос. — Вам звонят из управления главного врача Бенберри». Наступила непродолжительная пауза, после чего послышался дребезжащий старческий тенор Бенберри: «Базиль, будьте добры, зайдите ко мне без промедления. Я чрезвычайно обеспокоен. Нам следует сформулировать какие-то правила, чтобы ваши исследования не вызывали такое раздражение в комиссии. Вашим недисциплинированным экспериментам нужно положить конец. Обсудите со мной этот вопрос прежде, чем приступите к какой-либо дальнейшей работе».

Кудеяр подошел к двери лаборатории, набрал код, введенный при нем Базилем, и зашел внутрь. Там он выбрал подходящий инжектор и заправил его антигептантом из темно-оранжевой склянки. Препарата оставалось мало, но репрессированному комиссией по биомедицинской этике Базилю Тинкупу он больше не понадобился бы. Тем более, что в той ситуации, в какой оказался Кудеяр, антигептант был незаменим.

Кудеяр перелил раствор антигептанта в другой сосуд, а в темно-оранжевую емкость налил воды. Вернувшись во внутренний кабинет Базиля, он сел за стол и вставил первый из своих дисков в стоявший на столе диктофон.

Приподняв инжектор, Кудеяр приложил его наконечник к шее. Поколебавшись, он опустил инжектор, набросал записку для самого себя и положил ее перед собой на стол, после чего снова поднял инжектор, приложил его к артерии и нажал на курок.

Он ждал, сосредоточивая мысли на поставленной задаче. «Ни о чем не думай!» — внушал он себе. Он должен был избавиться от любых мыслей, от любых воспоминаний. «Ни о чем не думай! Ни о чем!» Но его мозг пульсировал, как кровоподтек, как ожог, чувствительный к солнечному свету… «Меня зовут Гэйвин Кудеяр»…

Эта мысль промелькнула лишь однажды — и после этого он больше не мог вспомнить свое имя. У него на лбу выступили мелкие капли пота, он заставлял себя больше ни о чем не вспоминать. «Ни о чем, ни о чем, ни о чем». Диктофон начал воспроизводить запись. Он услышал свой голос, подробно описывавший обстоятельства смерти первой амаранты Джасинты Мартин и предшествовавшие события.

Запись кончилась. Кудеяр закрыл глаза и откинулся на спинку стула, погрузившись в летаргическую теплоту полного расслабления. Антигептант расщеплялся, разлагался, выдыхался. Мозг Кудеяра начал снова функционировать, мысли появлялись и исчезали, неясные, как силуэты в тумане… Он выпрямился на стуле. Прямо перед ним лежала записка. Он взял ее и прочел: