Золото и железо. Кларджес

«Я только что стер из своей памяти всю информацию об определенной последовательности событий. Возможно, это привело к тому, что я забыл о некоторых других вещах. Меня зовут Гэйвин Кудеяр. Если кто-нибудь об этом спросит, я — реликт Грэйвена Кудесника. Я живу в квартире № 820 дома 414 в переулке Фариота».

Записка содержала другие сведения и напоминания. Она заканчивалась следующим образом:

«…Следует ожидать дополнительных пробелов в памяти. Не следует любопытствовать по поводу стертых воспоминаний. Возможно, что к тебе явятся палачи из отряда особого назначения. Они могут отвести тебя на допрос, чтобы попытаться установить с помощью детектора лжи обстоятельства кончины первой амаранты Джасинты Мартин, о каковых обстоятельствах ты ничего не знаешь.

ПРИМЕЧАНИЕ. Сотри последние пятнадцать минут записи на диске, вставленном в диктофон. Не слушай эту запись, так как это сведет на нет последствия очистки памяти. Не забудь стереть запись, вставленную в диктофон!»

Кудеяр прочел записку дважды, после чего задумчиво стер запись на диске. Теперь он помнил свое имя: Гэйвин Кудеяр. Оно ему подходило, в нем было что-то знакомое…

Положив инжектор обратно в застекленный шкаф, он старательно уничтожил все следы своего пребывания в лаборатории.

Уже через несколько секунд прибыл Сет Каддиган. С удивлением взглянув на Кудеяра, психиатр спросил: «Что привело вас в паллиаторий до начала смены?»

«Прилежание, — ответил Кудеяр. — Чувство ответственности».

«Поразительно! — Каддиган сел за стол и просмотрел лежавшие на нем бумаги. — Кажется, все на месте».

Кудеяр игнорировал оскорбительные замечания. Уже через минуту Каддиган поднял голову и сказал: «В паллиатории ходят слухи. Дни Базиля Тинкупа сочтены. Его уволят на основании обвинений в профессиональной некомпетентности. Разумеется, вашей карьере тоже придет конец. На вашем месте я рассмотрел бы возможность продвижения в другой области».

«Благодарю вас, — отозвался Кудеяр. — Честно говоря, Каддиган, я нахожу в вашей откровенной неприязни достоинство новизны. Притворное дружелюбие мне давно уже претило».

Каддиган мрачно улыбнулся и вернулся к работе.

Вскоре послышались шаги Базиля Тинкупа. Он весело заскочил в приемную: «Доброе утро, Сет! Доброе утро, Гэйвин! Потрудимся на славу еще один денек! Сразу перейдем к делу. Потерянное время укорачивает кривую жизни!»

«Какой заразительный оптимизм!» — язвительно произнес Каддиган.

Базиль наставительно покачал указательным пальцем: «Вы еще вспомните о советах старого доброго Базиля, когда к вам постучится палач. Гэйвин, пойдем работать!»

Кудеяр неохотно последовал за Базилем во внутренний кабинет и стоял, смущенно переминаясь с ноги на ногу, пока Базиль выслушивал указания Бенберри, записанные автоответчиком. На какое-то мгновение Базиль Тинкуп осунулся и обмяк, но тут же расправил плечи и глубоко вздохнул: «Еще чего!» Повернувшись спиной к диктофону, он направился к двери в лабораторию: «Я ничего этого не слышал. Ты тоже не слышал никаких инструкций Бенберри, Гэйвин! Ты понимаешь?»

Кудеяр не торопился с ответом. В емкости из-под антигептанта теперь содержалась вода. «Нам нельзя останавливаться! — говорил Базиль. — Мы на краю гигантского прорыва! Если мы позволим запугивать себя бюрократическими препонами, мы все потеряем!»

«Возможно, лучше было бы…» — начал Кудеяр. Базиль резко прервал его: «Тебе придется поступать так, как ты считаешь правильным, Гэйвин. Я намерен завершить эксперимент. Если ты предпочитаешь находиться в другом месте, я обойдусь без тебя».

Кудеяр прикусил язык. Угрозы главного врача для него практически ничего не значили. Но отсутствие антигептанта он вряд ли смог бы объяснить.

Базиль уже наклонился к микрофону внутренней связи, приказывая доставить Максимилиана Герцога к нему в лабораторию.

Кудеяр тянул время. Вливание воды не причинило бы Герцогу никакого вреда; возможно, он вообще не очнулся бы из кататонического забытья. А если очнется — что ж, на этот случай была предусмотрена сбруя.